Игра в умолчания - Макс Мах

– Я нет, но ей явно нравятся мужики.

– И? – заинтересовалась Дария.

– Пока ничего определенного, – отмахнулась Ада. – И никого.

* * *

– Но что же сама эта барышня? – Вопрос, казалось, возник в глазах Евгения раньше, чем сорвался с губ. Герцог был заинтригован. Его интерес был родом страсти, никак не меньше.

– Скажи, Александр, что она собой представляет? Опиши мне ее, расскажи, какая она, ведь ты же знаешь!

– Какая вам разница, Евгений! Зачем вам это, ваша светлость?!

Сандера возмущало это праздное циничное любопытство, но следовало признать, в этом был весь Евгений. Он не умел по‑другому. Просто не мог.

– С каких пор ты обращаешься ко мне на «вы»? – почти искренне поднял брови герцог Гаррах. – Александр, мы же кузены как‑никак! Будь проще!

– Как скажешь, – пожал плечами Сандер, хорошо знавший цену такого рода панибратству.

– Итак!

– Длинная, как жердь, – вяло ответил не желавший говорить на эту тему Керст, у него просто не было выбора. – Волосы рыжие, как пакля. Глаза раскосые и желтые. Кожа темная…

– В общем, уродина? – прищурился Евгений.

– Тебе станет легче, если скажу, что красавица?

– Скажи! – предложил герцог.

– Хорошо, – согласился Керст. – Красавица.

– Что, – сочувственно поинтересовался Евгений, – не дала?

– Вроде того.

– Сочувствую. И все‑таки?

– Красивая, – признал Керст, вспомнив другую Тину. – Глаза миндалевидные, чуть раскосые, внешние края загнуты вверх. Цвет… янтарный, пожалуй…

– Мда…

– Кожа чуть смуглая, матовая, скулы высокие…

– Продолжай!

– Волосы цвета осени…

– Да ты поэт, Александр! Янтарь и краски осени! Весьма убедительно. И что, действительно такая высокая?

– Почти с меня ростом.

– Ого! Ничего себе малютка. А остальное?

– Что именно?

– Грудь, зад, что там еще?

– Ноги прямые, – криво усмехнулся Сандер и, перехватив заинтересованный взгляд герцога, объяснил: – Она носит мужские штаны.

– Вот оно как! – кивнул Евгений. – Это хорошо: церковь не любит шлюх, наряжающихся мужчинами! Так что там с сиськами?

– У нее полная грудь.

– Зад?

– Нормальный у нее зад.

– Ты прав, – согласился Евгений. – Нам не подобает, но… Понимаешь, Сандер, я должен быть уверен, что она будет хорошо смотреться на суде.

– Мы еще не дошли до суда, – покачал головой Сандер. – Пока она наследница престола, причем наследница первой очереди.

– Так‑так, – покивал Евгений, становясь серьезным. – Назови цену.

– Герцогство Фокко!

– И не думай!

– Я внук императора Якова!

– Незаконный, – покачал головой Евгений. – Твой отец был незаконным сыном Якова, но его хотя бы признавал сыном герцог Фокко. А ты, Александр, уж прости меня, ради бога, бастард бастарда. Звучит как титул, но все‑таки не титул.

– Но ты же только что назвал меня кузеном, мы двоюродные братья!

– Наедине я могу признать тебя хоть родным дедушкой, но официально ты всего лишь Сандер Керст.

– У моей бабушки был собственный титул, перешедший после ее смерти моему отцу…

– Ну, что ж, – согласился герцог с явным удовлетворением. – Это уже совсем другой разговор. Думаю, что организовать твое признание графом ан дер Глен…

– Бароном, – поправил Сандер.

– Да нет, – усмехнулся Евгений. – Твоя бабушка Надин получила от императора не баронский, а графский титул, но никто этого, разумеется, не знал. Я и сам, если честно, узнал совсем недавно. Я тебя удивил?

– Да, – признал Сандер.

– Надеюсь, это приятный сюрприз?

– Да.

– Тогда по рукам?

– Как только получу грамоту.

– Тоже верно, – улыбнулся Евгений. – Значит, завтра. Вечером. Здесь же.

– По вашему слову, принц, – Сандер склонился в поклоне. Это был глубокий поклон. Даже несколько излишне глубокий. Но Сандер не хотел, чтобы Евгений видел сейчас выражение его глаз. Ненависть – чувство, которое можно лелеять в себе годами, главное, не позволить ему сжечь тебя изнутри. Но если уцелеешь, отсроченный удар будет полон невероятной сладости.

«Ликуй, Евгений! – думал Сандер, склоняясь в поклоне. – Но знай, у всего есть своя цена, у моего предательства она тоже есть, и заплатить ее придется тебе, принц!»

6

«Черт возьми! – думала Ада, поднимаясь по скрипучей лестнице наверх. – Ад и преисподняя! Кто мог написать это письмо? Виктор? Сандер? Или это „тень Анонимуса“ разыгрывает под сурдинку некий хитроумный план?»

Как ни странно, ее куда больше заботила анонимность «мастера Ремта», чем его трансцендентная[1] природа. Она понимала, что тот человек, чьей тенью являлся ее спутник, был некогда отнюдь не рядовым подданным императора.

«Граф! – напомнила она себе. – Тина назвала его графом, и, похоже, не только она, но и Виктор знают, кто таков „старина Сюртук“ на самом деле. Так это был он?»

В принципе ход, не лишенный изящества: в условиях блокады взаимное недоверие трех претендентов предоставляло шанс и четвертой претендентке дожить до заседания Коронного совета. Все это так, но, если бы не эта безумная инициатива, сейчас они уже плыли бы вниз по течению. Правдами или неправдами, но Ада уговорила бы свою давнюю подругу пропустить их через кордон. Однако подметное письмо смешало карты, разрушив вполне реалистичный план.

«Так это был Ремт? Или Сандер? Кто?» Она вошла в длинный гостиничный коридор и шла теперь мимо запертых дверей. Запахи и звуки, доносившиеся из комнат, рассказывали ей о постояльцах гораздо больше, чем те хотели бы открыть сами.

«Что за хрень?» Она толкнула дверь и вошла в их с Тиной комнату.

– Что за хрень?! – воскликнула Ада, проходя в центр маленькой комнаты. – Здесь пахнет страстью!