Навола - Паоло Бачигалупи

Я почувствовал сопротивление. Понял, что это ее девственная плева, и помедлил. Я слышал, что для женщины первый раз не такой, как для мужчины. Я не хотел, чтобы она испытывала...

Со стоном она сильнее притянула меня к себе, внезапно сопротивление исчезло, и я оказался глубоко в ней. Мы оба смотрели друга на друга во все глаза. Мы слились. Полностью слились. Я перестал дышать. Она была прекрасна.

— Медленно, — прошептала она. — Медленно.

Я с трудом сдерживался. Я уже чувствовал, как нарастает давление семени, но не хотел, чтобы это кончалось. Я боролся, чтобы не утратить контроль над собой. Не двигался, ощущая наши прижатые друг к другу скользкие тела. Я смотрел в ее глаза, потрясенный глубиной чувства, которое видел в них: изумления, желания и любви.

Она притянула меня к себе, и мы нежно поцеловались.

Когда мои друзья рассказывали об акте любви, об этом они не говорили. Мы снова поцеловались, а потом она принялась целовать мои щеки, веки, лоб, а я старался не шевелиться внутри нее. Потом ее руки добрались до моих боков, обхватили мои ягодицы. Она притянула меня ближе, глубже.

— Я...

— Ш-ш-ш... Медленно.

Кризис миновал. Мы держали друг друга, двигаясь как одно целое, сплетясь алчущими телами. Теперь слишком поздно, дело сделано, мы стали одним, слились с нежностью, какую Скуро испытывал к Эростейе, со страстью, какую Калиба испытывал к своим фатам. Мы любовь и похоть, мы разные люди — и единое целое, создание страсти, одно существо, жадно, отчаянно ищущее удовольствия. Я задвигался быстрее; я больше не мог себя контролировать; моя страсть была слишком сильна. Я чувствовал игру пальцев Челии в месте нашего слияния, она возбуждала себя, в то время как я вторгался в ее тело. Близилась кульминация.

— Челия! Челия!.. Я не могу...

— Да! Ай! Сейчас, Давико! Сейчас!

Я почувствовал, как ее влагалище сжалось вокруг меня. Это было слишком. С криком я вонзился в нее — и ощутил, как она затягивает меня еще глубже. Мое тело содрогнулось от облегчения. Семя изверглось, волны наслаждения захлестывали меня. Ее влагалище стискивалось, словно выжимая меня, а потом она тоже достигла кульминации и выгнулась, крича:

— Давико! Давико! Давико!

Казалось, удовольствие длилось вечно, медленно затихая, пока наконец не отпустило нас; похоть Калибы схлынула, обнажив сверкающие бриллиантовые пески любви Эростейи, любви столь щедрой, благодарности и нежности столь глубокой, что от изумления я почувствовал себя рабом Челии.

Мы лежали рядом, сплетясь телами. Наконец я пошевелился, чтобы убрать с нее свой вес, но она удержала меня, притянув к себе, нежно целуя и обнимая, после чего наконец неохотно отпустила. Мой член выскользнул из ее тела, использованный, влажный, излитый. В свете свечей наша кожа блестела от пота. Челия смущенно посмотрела на меня.

— Челия...

— Тише. — Она нежно поцеловала меня. — Я тебя люблю.

— Думаю, я всегда тебя любил.

— Чи. Ты еще такой ребенок. — Но она сказала это с улыбкой.

И осторожно ощупала пальцами влагалище.

— Тебе больно? — встревожился я.

— Не очень. — Она показала блестящие пальцы. — И взгляни: юный Бык достиг зрелости.

Я наконец осознал чудовищность содеянного нами. При виде моего липкого семени на пальцах Челии.

— Челия.. — начал было я, но она улыбалась.

— Най, Давико. Я этого хотела. Я бы не пошла в постель парла, не познав тебя. — Ее лицо затуманилось, потом стало решительным. — Даже с ним я буду думать о тебе.

— Ты не можешь отправиться к нему, — сказал я. — Только не теперь. Ты не можешь...

Она печально улыбнулась мне.

— Это выбрали не мы. Но, — она положила руку мне на грудь, — но мы выбрали это. Завтра я выйду замуж, но тебя... тебя всегда буду любить.

Я хотел ответить, как вдруг различил шорох за дверью. Я застыл, прислушиваясь.

— Давико...

— Ш-ш-ш!..

Звук был едва уловимым, но я не думал, что померещилось. Я напряг слух, разбирая ночные звуки палаццо. Сел и повернулся ухом к двери. Челия тоже села, прикрыв наготу простынями.

— В чем дело? — прошептала она.

— Я... не знаю.

Я вслушался изо всех сил. Царила тишина, но меня охватило дурное предчувствие.

Внезапно я ощутил драконий глаз в далекой библиотеке. Живой, как и всегда... Но что-то в нем казалось странным. Злобным.

Голодным.

Я вскочил с постели и принялся одеваться.

— В чем дело? — спросила Челия.

— Не знаю. Что-то не так.

Но было намного хуже. Стряслось нечто ужасное. Я это чувствовал. Чувствовал, как мрачное предостережение, как злобный вихрь. Я поспешно натянул брюки. Челия наблюдала за мной широко раскрытыми глазами, ее волосы были растрепаны. Она казалась такой красивой. И внезапно стала такой хрупкой, уязвимой.

— Давико...

— Подожди.

Я приоткрыл дверь и выглянул наружу. Выскользнул в коридор, медленно затворил дверь, поморщившись от скрипа петель. Замер, вглядываясь в тени, вслушиваясь в тишину. Ничего. Темнота. Мое дыхание клубилось в холодном воздухе. Дверь за спиной со щелчком распахнулась. Челия, в ночной сорочке. Я хотел сказать ей, чтобы вернулась в комнату, чтобы держалась подальше, но ее лицо было решительным. Я жестом велел подождать.

Неужели кто-то шпионил за нами? Видел, как я прокрался в ее комнату? Слуга? Стражник? Неужели наш секрет уже известен?

— Крыса? — шепотом предположила Челия.

Я взмахом руки заставил ее умолкнуть, продолжая напрягать глаза...

Вон там.

Человек в темном дверном проеме, незаметный, словно часть самого палаццо.

Каззетта.

Ну, конечно же.

Мне не нужно было видеть его лицо; заметив его, я сразу понял, что все наши тайны погибли. Нахлынул стыд, ведь я пошел против воли семьи, и захотелось провалиться сквозь плиты или убежать прочь. Однако я знал, что не стану прятаться. Я мужчина — а значит, отвечу за свои поступки и не буду просить прощения. Я сделал выбор.

Однако Каззетта не пошевелился, чтобы укорить меня за прегрешения с Челией. Он ничего не сделал.

— Каззетта?

Я нерешительно шагнул к нему, всматриваясь: уж не обманули ли меня глаза, не шутка ли это разума, не фантомное ли чувство вины?

Еще шаг.

— Каззетта?

Он не шевелился.

Я шагнул опять — и ахнул.

Блеск металла. Блеск глаз, распахнутых в кромешном изумлении.

Я никогда не забуду этого мгновения. Как увидел Каззетту, укрывшегося в тенях, но не по своей воле. Его глаза казались белыми в лунном свете, но изо рта бежала черная струйка. Он висел на двери, как костюм. Кто-то вогнал ему в рот кинжал с такой силой, что пригвоздил его голову к двери.

А его меч не покинул ножен.

Позади меня ахнула Челия. Все происходило будто во сне. Я вытащил кинжал изо рта Каззетты и позволил мертвецу сползти на пол. Каззетта убит. В нашем собственном палаццо. Беззвучно.

Это казалось невозможным. Но его труп лежал передо мной.

— Кто мог это сделать? — прошептала Челия.

Я покачал головой. У меня тряслись руки. Я не сомневался, что Каззетта следил за мной, крался, как кошка за мышью, когда я шел к Челии. Но кто-то крался за самим Каззеттой. И подловил его, шпионившего за нами.

Однако в это трудно было поверить. Разве кому-нибудь удавалось застать Каззетту врасплох? Его меч остался в ножнах. А кинжалы — в рукавах.

Меня окатила ледяная волна понимания.

— Он доверял!

Он доверял своему убийце. И это могло означать лишь одно...

— Нас предали, — убежденно произнесла Челия. — Это означает, что нас предали.

Глава 44

Снизу, со двора, донесся крик, за ним последовал лязг стали. Мы выскочили на балкон. Аган Хан и наши стражники бежали через куадра, скрываясь среди колонн. Опять крики. Звон стали там, где исчезла стража.

— Ко мне! — кричал Аган Хан. — Ко мне!

— Тревога! Тревога!

Зазвонил колокол. Гулко и резко, предвещая рок.

— Тревога! Тревога!

Крики раздавались по всему палаццо, который просыпался, осознавая опасность.

— Одевайся! Возьми свой меч! — велел я Челии, вытаскивая