Последние сто дней рейха - Джон Толанд

— Ханна, — сказал он негромко, — вы относитесь к тем, кто умрет вместе со мной. У каждого из нас есть вот такая капсула с ядом.

Он дал ей две капсулы: одну для нее, а другую для Грейма.

— Я не хочу, чтобы кого-либо из нас взяли в плен русские, а также чтобы нашли наши тела. Каждый лично отвечает за уничтожение своего собственного тела с тем, чтобы его нельзя было опознать. Наши с Евой тела будут сожжены. Вы придумайте свой метод.

Ханна расплакалась.

— Спасайтесь, мой фюрер, этого хотят все немцы!

Гитлер отрицательно покачал головой.

— Как солдат, я должен подчиниться своему собственному приказу защищать Берлин до последнего вздоха.

Гитлер стал расхаживать широкими шагами по маленькой комнате, сцепив руки за спиной.

— Я считал, что если останусь здесь, то и остальные войска последуют моему примеру и придут на помощь Берлину.

Гитлер повернулся к Ханне, и его лицо оживилось.

— Но, Ханна, у меня все еще есть надежда! Армия генерала Венка идет к нам с юга. Он должен отбросить русских назад, чтобы спасти наших людей, а затем мы снова возьмем верх!

К рассвету следующего дня, 27 апреля, Берлин был полностью окружен, и последние два аэропорта — Гатов и Темпельхоф — оказались в руках Красной Армии. В бункере после получения телеграммы от Венка, в которой говорилось, что его 20-й корпус дошел до Ферха, в нескольких километрах южнее Потсдама, царило оживление и оптимизм.

Ведомство Геббельса тут же объявило, что Венк дошел до Потсдама и скоро будет в Берлине. Если Венк сможет дойти до Берлина, то почему этого не сможет сделать Буссе?

Берлинцам сказали, что"… ситуация решающим образом изменилась в нашу пользу. Американцы идут на Берлин. Близко изменение хода войны, и Берлин нужно удерживать до прихода армии Венка во что бы то ни стало!". В информационном ежедневном сообщении армии, которое также транслировалось по радио, давалось детальное описание: "Верховное армейское главнокомандование объявляет, что в героической битве за Берлин всему миру еще раз продемонстрировано, как нужно сражаться за жизнь против большевизма. Пока столица защищала себя как никогда прежде не защищалась ни одна столица в истории, наши войска на реке Эльба резко изменили ситуацию в нашу пользу и дали передышку защитникам Берлина. Наши дивизии на западе отбросили врага на широком фронте и дошли до Ферха".

Венк не мог поверить, что его местонахождение было так беспечно раскрыто.

— Завтра нам не удастся и шага сделать вперед! — воскликнул он в разговоре со своим начальником штаба.

Русские несомненно перехватили это сообщение и теперь наверняка сосредоточат все имеющиеся силы у Ферха. По словам Венка, подобную передачу вполне можно было рассматривать как предательство.

Во время полуденного совещания Гитлер приколол железный крест на грудь маленькому мальчику, который взорвал русский танк. Мальчишка тихо повернулся и пошел в коридор, где свалился на пол и моментально заснул. Два помощника Кребса — Фрейтаг фон Лорингофен и Болдт были так тронуты сценой, что стали жаловаться на невыносимую ситуацию. Сзади подошел Борман и фамильярно положил им руки на плечи. Он сказал, что остается надежда: Венк уже на подходе к Берлину и скоро должен прийти на помощь.

— Вы, кто остался здесь и верил в фюрера в самые черные дни, — сказал он торжественно, — получите самые высокие звания рейха, когда мы одержим победу. В награду за вашу преданность вы также получите огромные земельные владения.

Помощники посмотрели на него с большим недоверием. Они "никогда не слышали ничего подобного". Борман и его люди всегда с подозрением относились к таким солдатам-профессионалам, как они.

Ханна Рейч большую часть дня провела в апартаментах Геббельса. Казалось, что он так и не смог забыть предательство Геринга. "Этот мерзавец всегда делал вид, что поддерживает Гитлера больше всех, а теперь у него не хватает храбрости защитить его! — восклицал рейхсминистр, ковыляя по комнате и размахивая руками. Затем Геббельс назвал Геринга некомпетентным: это именно он погубил родину своей глупостью и теперь хочет повести за собой всю нацию.

— Только этими своими действиями он доказывает, что никогда по-настоящему не был одним из нас. По своей сущности он всегда был слабаком и предателем.

Геббельс облокотился на спинку стула, как на кафедру, и сказал, что все, кто находятся в бункере, творят историю и умирают во славу рейха, чтобы Германия жила вечно.

Ханна подумала, что Геббельс ведет себя как актер, но его женой она только восхищалась. В присутствии шести детей Магда всегда оставалась веселой, а когда чувствовала, что теряет самоконтроль, то выходила из комнаты.

— Моя дорогая Ханна, — сказала она, — ты должна помочь мне и моим детям уйти из этой жизни. Они принадлежат третьему рейху и фюреру, а если рейх и фюрер прекратят существование, то и для них не останется места на этом свете. Ты обязательно должна мне помочь. Больше всего я опасаюсь, что в самый последний момент я окажусь слишком слабой для этого.

Ханна рассказывала детям о том, как она летала на самолетах, и разучивала с ними песни, которые они потом пели "дяде фюреру", а тот уверял их, что скоро русских выбьют и завтра они смогут играть в саду.

Ханна также навестила Еву Браун, которую она считала пустой женщиной, большую часть времени тратившей на маникюр, переодевание и прическу.

— Бедный, бедный Адольф, — снова и снова повторяла она, — все тебя бросили, все тебя предали. Пусть лучше умрут десять тысяч других, чем ты будешь потерян для Германии.

Телефонный разговор между Черчиллем и Трумэном был сверхсекретным, но каким-то образом его содержание просочилось в прессу; американские газеты сообщили о предложении немцев капитулировать на Западе, сделанном "группой высокопоставленных нацистов без санкции Гитлера, но при поддержке верховного главнокомандования". Имя Гиммлера не упоминалось, как не раскрывался и источник информации.

Вечером Вейдлинг пытался убедить Гитлера понять, что Берлин полностью окружен и кольцо обороны катастрофически сужается. Он сказал, что уже и по воздуху не было возможности доставлять продукты и боеприпасы. Вейдлинг упомянул о страданиях жителей города и раненых, но Кребс прервал его и стал докладывать по-своему. Помощника Геббельса доктора Поймана вызвали к телефону и проинформировали о предполагаемом предложении капитулировать Западу. Он вернулся в зал совещаний и что-то прошептал фюреру на ухо, а тот обменялся несколькими короткими прерывистыми репликами с Геббельсом.

Вейдлинга отпустили, и он пошел в приемную, где находились Борман, Бургдорф, Аксман, адъютанты фюрера и две непринужденно беседовавшие секретарши. Расстроенный тем, что произошло в зале совещаний, Вейддинг стал изливать присутствующим все то, о чем не хотели слушать Кребс и Гитлер. Единственная надежда заключалась, по его мнению, в том, чтобы покинуть как можно скорее Берлин. Такой выход был возможен только если извне будет нанесен удар. Учитывая, что Венк находится недалеко от Потсдама, этот план был реально выполним в течение ближайших сорока восьми часов. Согласились все, даже Борман.