Кит на отмели - Элизабет О'Коннор

на черном. Я вытянула руку с пяльцами, чтобы увидеть всю картинку. Можно было подумать, вороны собрались вокруг своей околевшей товарки. То ли тризна, то ли празднество.

~

После того как Линос легла спать, я пощупала себя под юбкой. Приподняла ее, нашла ту самую складку и насладилась ею. Я пыталась думать о Ллеу, о проведенном вместе времени, но все, о чем я могла думать, была Джоана, ее руки, порозовевшие от холода, то, как она терла пальцами слезящиеся глаза, от чего они излучали серебряный блеск.

Селедку вязали в пучки по три рыбины и снова загружали в лодки, чтобы продать на большой земле. Женщины сноровисто перетягивали пучки шпагатом у хвостового плавника, затем нанизывали на длинную проволоку. Те, что помоложе, вчерашние школьницы, привязывали к плавникам коротенькие ленточки. На большой земле были большие настенные росписи, рекламирующие островную сельдь: селедки были серебристые, синие и улыбчивые, обвязанные аккуратными яркими ленточками. На самом деле ленточки больше походили на лоскутки мешковины, не такой яркой, как на картинке, да и сельди выглядели побуревшими и грустными.

Росслин говорила, что люди на большой земле едва ли догадываются о существовании острова: может, они и замечают его в ясную погоду, но не задумываются о нем, и уж, конечно, им и в голову не придет на нем высадиться. Отец говорит: «Они вспоминают об острове, когда у них рыба на тарелке. Они бы вспомнили о нем, если бы рыбы не было. Больше не хочу об этом, слышите, Илис. Манод. Я сказал, Манод! Ей-богу!»

По утрам мне полагалось идти к образам святых и молиться. Об этом просил меня отец. Преподобный Джонс говорил, что чисто формально мы не имеем к святым никакого отношения, но все рыбаки это практиковали. Считалось, что святой Брендан защитит от накрывшей волны. Я твердила ему, чтобы он не носил резиновые сапоги, если не хочет утонуть: сапоги могут утащить под воду. Я чистила очаг, открыла дверцу и следила, как опадает пепел, выписывая спирали.

Джоана ждала меня у церкви. Я надела свою лучшую одежду – белое муслиновое платье – и разровняла волосы маслом. Она поздоровалась и показала жестом на одну из церковных пристроек, где ждал Эдвард.

Эдвард читал за деревянным столом. В пристройку вела большая железная дверь, крыша прохудилась и медленно протекала. Джоана села рядом с Эдвардом и жестом предложила мне свободный стул напротив. Я посмотрела на разделяющий нас стол, на кипу бумаг, тетради в кожаных переплетах и большой черный ящик с латунной защелкой. Эдвард взял верхнюю стопку бумаги с вороха листов и протянул мне.

– Джоана говорила, что немного рассказала тебе о проекте, – сказал он, не поднимая глаз. – Из этого ты получишь представление о том, что нас интересует.

– Доброе утро, – сказала я с легким реверансом.

– Не понимаю, зачем ты вырядилась в белое, – сказал Эдвард. Он метнул взгляд на Джоану, но она пренебрегла им. – На будущее оденься во что-нибудь практичное.

– O, Эдвард, прояви немного такта, – сказала Джоана, улыбаясь мне.

Я взяла лист бумаги, протянутый Эдвардом, и прочитала список.

Пища, обычаи. Свадьбы, похороны.

Песни, сказания. Детские игры. Сельское хозяйство.

Особые случаи. География.

Церковь.

– Длинный список, – сказала я, просматривая его.

– Мы здесь надолго, – сказала Джоана, улыбаясь. – До конца года.

– Надеемся, наше снаряжение скоро прибудет, – сказал Эдвард, что-то читая. – Оно оказалось слишком тяжелым для лодки, в которой мы прибыли. Поэтому сейчас мы только хотим спланировать наши работы и наладить связи. Ты будешь для нас переводить. Кстати, когда отправляется очередная почта?

При этом он поднял глаза, посмотрев на меня поверх очков. Губы у него были крупные и растресканные; стекла потели от его дыхания.

– Не знаю. Думаю, в следующем месяце.

– В следующем месяце?

– Почту отправляют не очень часто. Может, через месяц, может, через два. Можно отправить телеграмму с маяка, но только в чрезвычайных случаях.

Эдвард метнул резкий взгляд на Джоану и закатил глаза.

– Выйду покурю, – сказал он.

Уходя, он стукнул по столу так, что кипа бумаг расползлась. Я схватила ее, и только карандаш забарабанил по каменному полу.

– Он не спал с тех пор, как мы прибыли, – сказала Джоана.

– У меня дома он казался таким любезным. Я его прогневила?

Она подошла к столу с моей стороны и положила карандаш на место.

– Мне жаль, что так вышло с почтой, – сказала я.

– Это ничего. Не приходится удивляться. Просто он очень хочет посылать письма нашему научному руководителю.

– Извините, что вырядилась в белое, – сказала я, чуть не плача.

– Хочешь сфотографироваться? – предложила Джоана бодрым голосом.

Она дотянулась до большого черного ящика на том конце стола. Бережно взяла его в одну руку, а другой показала, чтобы я придвинула к ней свой стул. Ближе. Левее. Стоп. Она велела мне сидеть неподвижно.

Я убрала волосы за уши. Положила руки на колени сначала так, потом этак – одну на другую. Шаркала ногами. Я фотографировалась в детстве, с деревянными лошадками. После вспышки в глазах весь день плясали зеленые точки.

Когда я пришла домой, отец на дворе, склонясь над ведром, считал выловленных омаров. Он принес покрытые белой коростой ловушки близко к дому, и от них разило как из пещеры. Вокруг валялись стеклянные поплавки, словно шары. Илис их обнюхивал, потом положил лапу отцу на колено. Тот, кряхтя, выпрямился.

– Смотри, как я их считаю. Делай как я.

Я присела и зажала ведро между коленями. Я смотрела, как отец вытягивает за хвост двух омаров сверху и держит, чтобы они его не цапнули. Я сделала то же самое и быстренько пересчитала панцири, лежавшие снизу.

– Семь.

– Теперь ты и дома говоришь по-английски?

– Saith.

Не густо.

За его спиной масляная лампа. В ту весну на мель у острова сел танкер, и все островитяне все еще пользовались его грузом. В окне трепетал огонек. В папиной бороде виднелись песчинки. Он отцепил зубную пластину, и она клацала, когда он передвигал ее во рту. Я смотрела на его руку. Шрамы от рыбной ловли напоминали мне стежки, нитки белого костяного цвета.

– Я хочу спросить у тебя кое-что, – сказал он, шмыгая носом. – Ты работаешь на англичан?

Я кивнула.

– Линос мне сказала.

– Они говорят, что меня могут принять в университет.

– Они говорят, что скоро начнется война. Не думаю, что находиться среди англичан – хорошая идея.

Я знаю, кто ему сказал: рыбаки, которые кричат, проплывая мимо отцовской лодки, покупатели на большой земле, газеты, попадающие сюда время