Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин

него получалось неплохо, и он был доволен и собой, и днем, ясным и солнечным, и товарищами, которые окружили его со всех сторон и поощряли дружескими криками. Каир катался, прыгал на одной ноге, танцевал, как журавль, и вдруг получил такой удар сзади, что растянулся на льду. Поднял голову и увидел: над ним стоит Дамеш и смущенно улыбается.

— Эх ты, нескладная,— выругался Каир.

— Прости, пожалуйста, я нечаянно,— виновато ответила она и наклонилась, чтобы помочь ему встать, но он злобно оттолкнул ее руку и сам вскочил на ноги. -

Лицо ее сразу сделалось пунцовым, она молча повернулась и зашагала от него прочь.

С тех пор они больше почти не встречались, хотя учились в одной школе. Когда девочка играла во дворе и слышала голос Каира,—а он в те годы постоянно .горланил какие-нибудь залихватские песни,— она пряталась и старалась не попадаться ему на глаза. Да и сам Каир не искал встреч: мать строго-настрого запретила ему играть с дочкой бандита — так называла, она Саху Саратова, отца Дамеш. . •

Шли годы. Каир окончил Карагандинский металлургический институт и вместе с названым братом Дамеш Оразом прилетел в Алма-Ату, чтоб провести там свой отпуск. Тут он снова повстречался с Дамеш.

В ту пору она уже кончила школу и училась на втором курсе металлургического факультета горного института. '

Каир др сих пор помнит впечатление, какое произвела на него тогда Дамеш. Он был ошеломлен, сбит с толку, попросту, растерян. Ему показалось, что он видит ее впервые. Никакого отношения эта рослая статная черноволосая красавица к тому худенькому заморышу, которого он обидел пятнадцать лет назад, не имела. В ту минуту, когда он увидел Дамеш, девушка отбирала яблоки: стояла на лестнице, осторожно брала в руки румяные, созревшие плоды, срывала и бросала вниз в корзину. В памяти Каира навсегда запечатлелась тяжесть и длина ее иссиня-черных кос, гибкость тонкого стана, нежнейший цвет лица, чуть тронутый загаром. Увидев Каира, Дамеш обернулась и с полминуты простояла неподвижно. Потом очень естественно протянула руку, выбрала на ветке самое большое румяное яблоко, сорвала и бросила ему.

— Ты смотри, какая красота выросла в этом году. Ну-ка, попробуй!

Она говорила ему «ты», как будто они были век знакомы! Может быть, поэтому он замешкался, и яблоко упало на траву. ,

Девушка усмехнулась и покачала головой.

— Экий ты разиня,— сказала она.— Так ты и счастье свое проворонишь. На еще! — и она протянула ему другое яблоко, но уже поменьше.

Что-то в тоне и в словах девушки больно задело Каира. Он взял яблоко, но не положил его в карман, а бросил в корзину. Потом подошел к лестнице вплотную, обхватил девушку за талию и, прижимая к груди, осторожно снял с лестницы. Она ударила его по щеке. Он улыбнулся и закрыл глаза, ожидая вторичного удара, но его не последовало. Девушка вдруг мирно опустила руку ему на голову.

— Ладно,— сказала она.— Пусти, мне некогда.

Он молчал и все прижимал ее к себе.

— Мир, мир! — сказал он, потирая горящую щеку.— Ты полностью отомщена. Давай же заключим договор на вечную дружбу.

Девушка засмеялась опять, хотела что-то сказать и вдруг осеклась и покраснела. Каир обернулся: из окна на них неподвижно и хмуро смотрел Ораз. Дамеш поймала вопросительный взгляд .Каира, секунду помедлила и вдруг решительно пошла вперед.

— Пойдем пройдемся по парку,—сказала она.— Ты ведь там еще не был.

Вернулись они поздно ночью. Ораз сидел за столом и, положив голову на руки, спал, а на столе рядом с его локтем стояла тарелка, покрытая чистой салфеткой, и уже остывший самовар. '

«Ишь ты, не захотел дождаться, а спать не пошел,— подумал Каир про Ораза,— неужели же ревнует? Но ведь он же считается ее братом... Они росли вместе.»

Этот день и вечер Каир запомнил на всю жизнь и вспоминал потом часто. Очень часто. Всегда, когда встречался с Дамеш.

Глава третья

Ораз вышел от секретаря бюро недовольный. Такое же у него бывало чувство, когда отец задавал ему трепку. Стоял ясный летний день, высокое чистое небо, казалось, насквозь было пронизано солнцем. На улице Ораз остановился, прикрыл глаза ладонью и перешел на другую сторону улицы.

«Недаром же у Серегина кабинет на левой стороне,— машинально подумал он,— выйдешь из его кабинета на улицу и сразу ослепнешь... И чего он меня вызывал? Делать ему, что ли, нечего? Поболтать захотелось... Вот уж точно — кошке игрушки, а мышке слезки. И все-таки непонятный он человек! Ничего не хочет слушать, только ходит да выговаривает. И кайся перед ним, не кайся, он все равно шагает по кабинету, как заведенный, и читает мораль. Да что я ему, школьник, что ли?»

Ораз был очень сердит. Нашли кого учить. Вот уж год, как ему присвоено звание Героя Труда, никто не может сравниться с ним в искусстве варки стали, даже Дамеш, кончившая институт, и та пасует. В этом году он уже сдал все экзамены за первый курс заочного отделения того же горного института, где училась и она. Он мастер, герой труда, студент-заочник, депутат областного Совета, у него орден на груди, почетная грамота! Кажется, мог бы Серегин хоть со всем этим посчитаться. Так нет — все ходит по кабинету и гудит, гудит. Виноват во всем, конечно, главный инженер Муслим Мусин, этот всегдашний враг Ораза. Он только ищет случая, чтобы насолить ему. Вот выискал какого-то татарина Тухфату- лина и начал всюду говорить, что не бригаде Ораза, а бригаде Тухфатулина следует присвоить на этот раз звание коммунистической. Об этом и толковал сегодня Серегин.

Начал он очень издалека.

— Ну вот,— сказал он серьезно,— ты три месяца борешься за звание, а процент выполнения у тебя все на одном и том же месте. В чем же дело? Устал? Достиг предела или что?

Ораз покачал головой.

— Ни то и ни другое. У меня бригада работает, а не рекордами занимается, а Тухфатулин выжимает рекорды в течение двух дней, а потом неделю сидит в прорыве.

— Ну, а твои рекорды когда мы увидим? — спросил хмуро Серегин.— Ты же сидишь на норме, а иногда и ее не выполняешь. Почему это так? — Ораз открыл было рот — Постой, постой, я знаю, что ты мне сейчас скажешь. Скажешь, что выезжал на сессию областного Совета. Правильно, но почему же ты не приучаешь своих