После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV - первой четверти XVI вв. - Александр Лаврентьев

Трудно, в то же время, сказать, был ли такой контроль реально установлен или остался только предметом договоренности. Что касается «Талицы», «Выползова» и «Такасова», то еще при жизни Олега Ивановича, то есть не позднее 1402 г. «селище Выползово» было пожаловано, как помним, в числе иных рязанских земель по верховьям Прони его свояку, предку Вердеревских «Ивану Салахмирю». Сам договор сохранял силу всего год, и уже осенью 1382 г. волею обстоятельств перестал действовать^[122].

Потерей независимости, установлением границы на московских условиях и территориальными потерями дело не ограничилось. Как помним, летописные рассказы содержат обвинения рязенцев в ограблении возвращавшихся после Куликовской битвы москвичей. Однако касающийся этого вопроса пункт московско-рязанского докончания 1381 г. представляет известную загадку: «А что князь великии Дмитрии и братъ, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Дмитрия и у брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе. А что ся ни делало дотоле, как есмя целовали крестъ, томоу въсему погреб до Спасова Преображения за четыре дни. А суд вопчии меж насъ от того праздника всему»^[123].

Фраза докончания построена таким образом, что «поиманые» и «грабеж» могут быть как московским, захваченным Олегом Ивановичем, так и рязанским, плененными Дмитрием Ивановичем. В историографии высказывались разные точки зрения на смысловое содержание этого положения договора, но та, что речь здесь идет именно об антимосковских действиях рязанского князя, представляется исследователям очевидной. Заметим также, что в докончании говорится о двух разновременных имущественных коллизиях в отношениях Москвы и Рязани, той, что, так или иначе, связана с последствиями Куликовской битвы и другой, что предшествовала крестному целованию, причем первая решается общим судом, а под второй просто подводится черта.

Относительно всего, «что ся ни делало дотоле» В. А. Кучкин абсолютно справедливо полагает, что имущество, захваченное субъектами договора до момента его заключения, 2 августа (праздника Спаса Преображения – этот день исследователь считает и датой заключения договора) возврату не подлежит, все же взаимные претензии впоследствии решаются в судебном порядке^[124]. Однако точно так же, по суду, предполагается решить вопрос о московских «поиманых» и «грабеже», оказавшихся в руках Олега Ивановича. Рязани следует почему-то не безоговорочно вернуть и то и другое Москве, а решить судьбу «поиманых» и «грабежа» также путем разбирательства с участием обеих сторон и руководствуясь только итоговыми решениями суда («по исправе»).

Вообще в этой статье договора несколько неожиданно выглядит определение «поиманые». Под последними обычно понимают захваченных рязанцами в плен москвичей. Однако во всех прочих докончаниях, дошедших до наших дней, пленные именуются «полоном» т. е. собственно военнопленными^[125], обычно размениваемыми по завершении военных действий, и «нятцами», захваченным в плен гражданским населением, подлежащим выкупу по данным им кабалам^[126].

С другой стороны, договорные грамоты часто употебляют однокоренное уникальному, повторимся, для договорных грамот отглагольному существительному «поиманые» существительное «поимание». Наряду с определением «грабеж», оно характеризует трофеи, полученные в ходе военных действий^[127], однако и здесь, похоже, существует определенная терминологическая разница. «Грабеж» захватывался в ходе собственно вооруженных столкновений («воины и грабежи»)^[128], «поимание» же имело в виду присвоение чужой собственности в пору «нелюбья». Так, «поиманием» договорные грамоты великого князя московского Василия Васильевича с галицкими князьями называют великокняжескую казну, захваченную в Москве отцом последних, князем Юрием Дмитриевичем, а также великокняжеский архив, «ярлыки и дефтери», в ходе борьбы за московский стол оказавшиеся в руках племянников Юрия Дмитриевича, можайского и белозерского князей^[129].

Возможно, в оригинале московско-рязанского договора 1381 г. (грамота, как и прочие московско-рязанские докончания, дошла до наших дней в копии начала XVI в.) читалось не «грабеж и поиманые», а «грабеж и поимание», и речь, в таком случае, шла исключительно о захвате рязанцами имущества москвичей. Хронологическая привязка захвата «поиманых», если даже это не искажение архетипного текста докончания, и «грабежа» в московско-рязанском докончании 1381 г., «от того времени (битвы. – А. Л.)», может быть истолкована двумя способами, либо как имевшие место непосредственно сразу после сражения, либо в почти годовом временно́м промежутке между Куликовской битвой и заключением договора, то есть между 8 сентября 1380 и летом 1381 гг.

Если речь идет о тех самых грабежах сентября 1380 г., которые инкриминируются рязанцам ранними летописными рассказами о Куликовской битве и которые имели место во время возвращения армии-победительницы домой через владения Олега Ивановича, то непонятно, почему Дмитрий Иванович Московский собирается решать вопрос о них путем совместного, причем с «грабителями»-рязанцами, суда. Речь могла бы идти только о безоговорочном, в императивном порядке, возвращении того и другого, так же, как договором 1381 г. был установлен вассалитет Олега Ивановича и переведены в московское владение стратегически значимые территории Рязани, «место Тула» и «места Талица, Выползовъ, Такасовъ».

Возвращаясь к формуле о «суде вопчем» московско-рязанского договора 1381 г., необходимо вспомнить один очень важный факт. Докончание сохранилось только в рязанском варианте. Княжеские договоры, как известно, готовились в двух противенях, в нашем случае московском и рязанском, с соответствующей меной имен собственных, местоимений и пр. Если допустить, что в несохранившейся московской грамоте, предназначенной Рязани, формула «от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Дмитрия и у брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» выглядела как «от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Олга, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» то есть содержала аналогичное обязательство Москвы Рязани, тогда понятно появление в тексте договора 1381 г. судебной процедуры как способа разрешения вопроса о «поиманых» и «грабеже», очевидно находившихся и у того, и у другого великих князей. В таком случае, надо думать, «поиманые» и «грабеж» не были результатом антимосковских действий Олега Ивановича сентября 1380 г. или, может быть, не только их.