На доблесть и на славу - Владимир Павлович Бутенко

в немощное тело старика. Тихон Маркяныч рванулся, роняя хоругвь, обратил к убийце скорбно застывшее лицо. Солдатик, дрожа, попытался выдернуть штык. Но он не подался, увязнув меж костей. К ужасу молоденького шотландца, этот седобородый казак, грозно хрипя, пошел на него, заставив отступать, пятиться, пока не рухнул…

Превозмогая боль в спине, Полина Васильевна протиснулась к заднему борту грузовика, где легче дышалось. Несмолкаемые причитания и плач арестованных оглушили! С той минуты, как на глазах погиб свекор, не покидало ее всепоглощающее чувство отчаяния! Солдат, заподозрив что-то, отгоняя в глубь кузова, ударил Полину Васильевну по щеке. Но она не повиновалась, только пригнула седую голову. Принять позор тюрьмы – это было страшней смерти…

Перед большим мостом грузовик замедлил ход.

Открылось русло Драу. Донесся шум воды. Колеса зашелестели по деревянному настилу. Показался берег, бурлящая поверхность реки… Сильно оттолкнув растерявшегося охранника, – точно большая непокорная птица, – Полина Васильевна выбросилась за борт…

10

О том, что происходит в городе и его окрестностях, узнавал Павел от своего хозяина, благочестивого, пунктуального чиновника налоговой инспекции, толстяка Вилли и его жены-хлопотуньи. Они, несмотря на строгий запрет оккупационного командования, укрывали семью казачьего офицера.

Вести были страшные: из лагеря Пеггец ежедневно вывозили репатриантов; началась полная эвакуация, отправка эшелонами в сталинскую Россию и казачьих полков; по свидетельству очевидцев, огромное количество казаков и офицеров корпуса фон Паннвица, сразу после передачи частям НКВД, было расстреляно в лесной глухомани.

Пропускной режим в Лиенце ужесточился. Особые патрули рыскали вокруг города, по горным дорогам, излавливая скрывшихся казаков. Могли начать обыски и на городских улицах. И, опасаясь этого, не желая навлечь на хозяев неприятностей, Павел засобирался в горы, поделился планами с Вилли. И тот предложил отвезти Шагановых к брату, сыроделу и выдельщику кож, в селение Бургфриден, расположенное невдалеке. Родственнику в сенокосную пору крайне необходимы помощники!

…Выехали в предутренний час, избегая английских патрулей. Впрочем, у Павла был подлинный паспорт гражданина Франции, и за себя он был спокоен. У Марьяны – лишь беженская регистрационная карточка. И любая проверка дотошных шотландцев могла кончиться ее арестом. Детей во внимание оккупанты не брали.

На посту, при выезде из города, их остановил сонный солдат, но узнав повозку налоговщика, проезжающего здесь нередко, ни у кого не потребовал документов.

Редкостно везло! И Павел, обретая в дороге уверенность, решил, что, пожалуй, обойдется. Трусоватые англичане вряд ли в столь ранний час решатся патрулировать по глухим дорогам. После всего содеянного не покидал палачей страх перед казаками-бродягами, способными подстеречь и открыть огонь. Однако карман его старенького пиджака, пожалованного Вилли, тяжело оттягивал верный парабеллум и запасная обойма. На первый случай достаточно…

Вовочка вел себя неспокойно, разбуженный тряской на каменистой дороге. Марьяна, покормив его, дала соску, и малыш крепко уснул, сморенный утренней свежестью. Гравийка, наконец, привела к затяжному подъему. По крутому склону светлел среди сосняков двойник. Он, по словам хозяина, и вел к крестьянскому селению. Туда можно было добраться и более пологой тропой, но вдвое длинней. И Павел выбрал ее, жалея жену. На прощанье Вилли еще раз перечитал свою записку брату и отдал Марьяне, несущей в сумке и документы, и пеленки, и вещички. Павел держал сына в охапке, боясь даже качнуть. Добродушный толстяк провожал уходящих постояльцев взглядом до самого поворота, убеждаясь, что они правильно поняли его…

Необычным, серебряным, было это альпийское утро. То ли от тумана, сквозящего меж соснами и далеко внизу, в речной долине, где остался Лиенц; то ли от блеска горных снегов, озаряющего склон, то ли от росы, сверкающей на кустарниках и травах вдоль широкой тропы. По ней, пожалуй, не только ходили, но и немало ездили. Рубчато тянулся проследок колес. Павел, вдыхая холодящий разреженный, чудесный воздух, осторожно неся сынишку, часто оглядывался на Марьяну. Сосредоточенная, с блестящими глазами и оживленным лицом, выглядела она молоденькой девушкой, была особенно красива и желанна.

На минуту приостановились, делая передышку. Павел кивком отбросил чуть назад фетровую шляпчонку, тоже подаренную хозяином, спросил ласковым голосом:

– Не устала?

– Рана немного болит. А так – ничего. Даже силенок прибавилось… Ты не так несешь! Выше подними ему головку, – улыбнулась, заметив на поросшем щетиной лице мужа озабоченное выражение, когда малыш ворохнулся в свертке.

– Есть! – шутливо отозвался Павел и прильнул к жене, такой родной и прелестной. Тревожным блеском сверкнул у нее на шее рубиновый крестик.

Лес расступился. Они вышли к небольшому лугу, от которого дорога вновь устремилась на подъем. Примерно в километре, вверху, маячили красночерепичные крыши Бургфридена.

Павел первый услышал приближающийся рокот машины.

Она натужно, с подвывом мотора, уже карабкалась по двойнику. Острая тревога обожгла ему душу: неужели засекли, когда поднимались по тропе? И без всякого промедления он передал сынишку Марьяне, достал пистолет. Они ускорили шаги, сворачивая к ельнику. Джип, одолев подъем, вынырнул точно из-под земли! В его открытом кузове качались солдаты в летних мундирах и панамах цвета хаки.

Шотландцы ехали к ним. Напрямик, по скошенному лугу.

Павел побежал, торопя жену, к ближайшему укрытию. Огромный валун громоздился в стороне, прикрывая тропку к селению. То и дело оглядываясь на приближающийся джип, он отчетливо произнес:

– Пригнись и беги! Что есть духу!

– А ты?

– Быстрей!

Павел отошел в сторону, держа в опущенной руке пистолет. Так стоял, прикрывая собой жену, пока за спиной не утихли ее шаги.

Он подпустил англичан метров на тридцать и с первого выстрела поразил плечистого водителя. Джип, потеряв управление, завилял. Солдаты, спрыгнув на землю, открыли из автоматов огонь. Всего их было шестеро, не считая убитого. Перебежками, давая очереди, шотландцы заходили от леса.

Привлекая их внимание, Павел вскинулся во весь рост и метнулся в сторону пропасти, где щетинились скальные отломки. Кувыркнулся, броском ушел от пуль, ударившись о камешник. Выиграл несколько секунд! И, увидев вставшего в полный рост темнокожего солдата, выстрелил. Очевидно, ранил, судя по жалобному вскрику. Но тут же свинцовые струи всклубили вокруг укрытия мельчайшую колючую пыль. Удушливо потянуло порохом. Очереди учащались и становились ближе. Он изредка отвечал англичанам, стреляя только прицельно и не тратя патроны. Сейчас, в окружении врагов, им владело одно желание – продержаться подольше, чтобы Марьяна с сынишкой успели добраться до первого крестьянского дома…

У Павла оставалось всего несколько пуль, когда подкравшийся из-за елей неведомый шотландец сзади застрочил из автомата. Внезапно сраженный, Павел качнулся, опершись рукой о шершавый бок валуна. Мысли спутались… Однако, ощущая, как немеет ставшее неподвластным тело, и слыша как будто рядом молитвенное пение, он успел заметить, что Марьяна минула склон, – точно ушла в