Ярослав и Анастасия - Олег Игоревич Яковлев

качнулся, упал, на его месте оказался другой, Кормилитич увидел злобно оскаленную рожу, выкрикивавшую какие-то, видно, злые, обидные слова, неразличимые посреди всеобщего шума. Сверкнула над головой сабля. Кто-то из ратников рядом подставил под удар щит, и это позволило Кормилитичу стукнуть половца копьём. Покатился поганый с коня, исчезла под копытами злобная рожа.

– Вперёд, други! Бей их! – вырвался откуда-то громовой голос Владимира Глебовича.

Они ударили, дружно, враз, и в середине, и на крыльях. Натиск степняков захлебнулся, лава растеклась в стороны, а руссы ударяли снова и снова, а затем так же дружно ринулись в яростную ответную атаку, понеслись бесшабашно, с остервенением и кликом. Тут уже не копья были нужны. Вырвал Кормилитич из ножен меч, ударил боднями скакуна, бросился за уходящим, убегающим врагом, охваченный общим восторгом, общей страстью и чувством, что вот, мы выдержали, выстояли, наша перемога!

Вот уже одолён курган, осталась позади зловещая каменная баба, вот несутся они по ковыльной равнине, гонят половцев супротив солнца, рубят, колют, кто-то там, внизу, вздымает руки, сдаётся в полон. А солнце поднимается всё выше и выше, палит, пот заливает глаза, жара стоит над степью. Летят стрелы. Рядом с Володиславом падает, поражённый стрелой, молодой переяславский ратник, валится с седла наземь, широко расставив руки, вот другой с размаху вонзает в спину уходящего степняка сулицу. Половец, взвизгнув от боли, летит вбок, в сухую, громко шуршащую траву, и скачут они дальше, гонят орду по степи.

Время бежит, казалось, с такой же бешеной скоростью, как и они сами. Вроде вот только что начали они преследовать убегающего врага, а уже князь Владимир громким окликом велит всем остановиться.

– Прекратить погоню! – взывает он, размахивая мечом.

Рослый, в золочёном шеломе с наносником, в красном корзне поверх дощатой брони, на вороном могучем коне, грозно высится Владимир посреди поля.

– Всем собраться на холме! – указывает он прямой рукой с мечом на очередной долгий увал, лениво раскинувшийся посреди ковыльных зарослей.

Словно сжимающаяся пружина, русские рати останавливают свой бег и спешат ввысь по склону.

– Вертаемся назад, к полкам, к Орели! – велит Владимир. – Порядок сохраняйте, держитесь вместе, как определили! Мало у нас сил, а к поганым ещё подмога идёт! Станем за рекою, будем ждать князя Святослава с киянами!

Дружины отступили назад, уходили столь же быстро; тем же намётом мчались, развевая на ветру гривы, боевые скакуны.

Уже минул полдень, когда достигли они Орели. После недолгого совещания решено было перейти реку и остановиться на левом, высоком, берегу. Оттуда удобней было и наблюдать за перемещениями половцев, и стрелы пускать, и натиск вражеский отразить будет гораздо легче.

Наступил вечер, воины разводили костры, перетащили в новое место лагеря обозы, жарили на огне полти[246] мяса. Быстро сгустились сумерки, настала звёздная степная ночь, задул с реки ветер, холодный, злой, словно половец. Вокруг стана рассыпались сторожи, в ночь за реку по приказу князей ушли, прячась в траве, берендеи, хорошо знающие в степи каждый бугорок и чуявшие любой шорох.

Князья собрались на совет в шатре у Владимира Глебовича. Кормилитич как знатный галицкий боярин был среди прочих приглашён на совещание. Сидели на кошмах, скрестив под себя ноги, говорили, спорили, порой жарко, думали, как им теперь быть.

Оба Мстислава, Романович и Владимирович, предлагали немедля идти на соединение с киевской ратью.

– Не устоять нам! Много сил у поганых! – заявляли они веско.

С ними согласен был и воевода Тудорович.

Владимир Глебович согласился лишь с тем, что Святославу и Рюрику надо послать гонца.

– Пусть шлют подкрепление! А уходить отсель, тыл, спину ворогу казать – не годится сие! – шумел переяславский князь.

– Се верно! – Его поддержали Глеб и Святополк Юрьевичи.

Особенно решителен был Святополк – могутный, широкий в плечах богатырь.

«Бают, много лет он Ярославу в Галиче служил. Не столь давно Туров получил от братьев. Верно, ратник бывалый, удатный», – с уважением думал о нём Володислав.

В конце концов сторонники Владимира перемогли. Решено было стоять на холме в боевом порядке, как накануне, а Рюрику со Святославом послать весть.

Далеко за полночь окончился совет. Князья и воеводы разошлись по своим вежам. Володислав долго сидел у костра, глядя в чёрное небо. На полуденной стороне прочертили тьму несколько вспышек зарниц. Где-то далеко, за окоёмом гремела гроза, но звуков грома слышно не было, лишь зарницы одна за другой короткими сполохами освещали степные курганы со зловещими каменными бабами. Внизу журчала Орель, Кормилитич слышал, как тихо плескала волна о песчаный берег. На душе становилось тревожно, не ведал он, что ожидает его самого и всех их завтра. В волнении стучало в груди сердце.

На заре русские рати выстроились в боевой порядок. Половцы не заставили себя долго ждать. Вскоре появились за рекой толпы дико орущих всадников. Тучи стрел взмыли в воздух. Две стрелы врезались в щит, которым прикрывался Володислав. В ответ стрельцы выпустили во врага несколько коротких залпов.

Половцев было заметно больше, чем накануне. Вроде и неслись они быстрее, и ударили как-то смелее и злее. Правда, основной удар опытный хан Кобяк наметил на сей раз на правое крыло руссов – там атаковать было удобнее – холм был положе, не приходилось карабкаться круто ввысь.

Налетели яростно степные всадники-батыры на русский строй, попытались прорваться, смести туровцев и дружину молодого Глеба Святославича. Среди нападавших выделялся необыкновенно рослый половец с правильными чертами гордого лица.

«Хан Башкорд!» – пронеслось по русским рядам.

Легко и ловко орудовал умелый, привычный к бою хан саблей, только и летели с плеч русские головушки. Попятились дружинники, стали отступать, да благо поддержал их князь Владимир с переяславцами. Видя, что худо дело, стремглав рванул он со своими ратниками через реку да ударил в самую средину половецкой рати, рассёк войско степняков наполы. Башкорд, видя, что сзади творится неладное, поворотил вспять, на помощь основным силам.

Переяславцы, совершив свою дерзкую вылазку, отступили за реку. Кусал князь Владимир в досаде уста: мало, мало было под рукой сил! Где же Рюрик со Святославом?! Прислали бы хоть пару сотен, что ли!

Опять осыпали они друг друга стрелами, опять свирепый Башкорд вёл вперёд свою побужскую орду, рвался наверх, реяли в воздухе бунчуки[247] и хоругви[248].

Башкорд, заметив впереди туровские стяги Святополка, прорывался к нему. Горячая степная кровь требовала отплаты за прежнюю неудачу, за позор галицкого плена! И когда показалась вдали знакомая до боли статная фигура Святополка, издав радостный клич, метнулся Башкорд на своего врага хищным степным волком. По пути хан в ярости саблей