Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

И мы все с этим согласились. Да, Ванюха должен был получить главный шанс.

"Следом я поведу Папашу с Мамашей. Если им суждено умереть, они, конечно, предпочтут умереть вместе, как жили".

Они оба кивнули. С тех пор как Ванька и Танька нас покинули, смерть означала для них лишь освобождение.

"Но почему бы не вести нас последними? – сказали они на одном дыхании. – Тамара должна быть следующей. Она ещё очень молода, и у неё тоже вся жизнь впереди".

Но я и слышать об этом не хотела, и после жаркой дискуссии, от которой Митька чуть не сошёл с ума от нетерпения, они в итоге уступили. Я должна была идти последней с мисс Бёрнс. Это было окончательно, и ничто на свете не могло заставить меня передумать. В конце концов, ведь я, будучи молодой и сильной, могла вынести гораздо больше, чем они. Если бы что-то пошло не так, я бы сумела убежать и спрятаться гораздо лучше.

Вскоре после появления первой звезды Митька подозвал Ванюху и Няню. Мы молча их поцеловали, и обняли, и благословили. Затем Митька выполз на четвереньках из пещеры, и за ним последовали Ванюха и Няня, которая чуть не застряла в узком проёме, и её пришлось подталкивать сзади. Несколько секунд мы слышали их шаги снаружи, потом же всё стихло. Мы просидели в полумраке, как показалось, целую вечность, ожидая звука шагов возвращавшегося Митьки.

Наконец он пришёл. Его одежда была порвана и заляпана грязью, лицо и руки кровоточили, однако он торжествовал.

"Они в безопасности! Они переправились! И никто их не видел", – воскликнул он, и мы хором выдохнули: "Слава Богу!"

"Но нельзя терять ни минуты", – сразу же продолжил он и, обернувшись к Папусе с Мамусей, жестом пригласил их следовать за ним.

"С Богом! – прошептали они, меня обнимая. – И пусть благословение твоих родителей пребудет с тобой сегодня, завтра и во веки веков".

А потом, осеняя меня крестным знамением, каждый по очереди тремя собранными в щепоть пальцами правой руки коснулся моего лба, груди и плеч. Родительское благословение, имеющее столь невероятное значение в русской жизни, теперь принадлежало мне навсегда, и ничто в мире не могло его у меня отнять.

Оставшись одни в темноте, мы с мисс Бёрнс прижались друг к другу. Впервые с тех пор, как мы отправились в наше гибельное путешествие, я испугалась и заплакала. И, как в дни моего детства, мисс Бёрнс, выказав одно из своих редких проявлений нежности, крепко меня обняла и, нежно покачивая, повторяла: "Успокойся, Тамара, успокойся. Всё будет хорошо, в самом деле. Не плачь, дитя моё".

И так мы сидели и качались, пока я не перестала плакать. Прислонясь головой к её плечу, я принялась размышлять, и мои мысли, поначалу туманные и путаные, постепенно становились всё яснее и яснее.

Я думала о прабабушке Доминике и о её цыганской крови, которая, казалось, столь сильно во мне жила; и об Иване Ивановиче с его школьной формулой о крови, гласившей: "индоиранская + скифская + славянская + скандинавская + татарская = русская", – эти составляющие тоже во мне жили; и снова о цыганах, которые играли столь важную роль в моей жизни. Какой сильной была эта кровь! Если бы всё прошло удачно и мы благополучно пересекли границу, мы бы вышли в мир благодаря цыганам – цыгане снова заявили бы о своих правах. Для цыган не существовало границ – весь мир был их – нашим, – и где-нибудь мы нашли бы кров, и пищу, и новую жизнь для всех нас. Лондон? … Париж, где нас ждал старый сундук? Да, Париж! Почему нет? Возможно, я могла бы преподавать там танцы – то, что я умела делать лучше всего.

И, сидя в этой тёмной пещере, я почувствовала, как моя прошлая жизнь сливалась с будущей.

Вдруг мы услышали шаги, и Митька опять был с нами.

Теперь он почти обессилел, но, как только чиркнул спичкой, я увидела, как блестели его глаза.

"Всё хорошо. Они тоже в безопасности. Но поторопитесь, маленькая княгиня, и ты, Англичанка, теперь ваша очередь. Нам нельзя медлить. Скоро рассвет".

Следуя за ним, мы на четвереньках стали выползать наружу. Было ещё темно, но звёзды уже начали меркнуть, и на горизонте едва забрезжил свет. Ещё час, и должно было взойти солнце. То приседая, то крадучись, то переползая, мы всё время старались держаться как можно ближе к земле. Мы всё двигались и двигались, пока наконец Митька не указал на густую рощицу в отдалении.

"Вон она, – пробормотал он. – Вон и граница. За теми деревьями вы будете в безопасности".

Но не успел он произнести эти фразы, как стремительно бросился наземь, увлекая нас за собой. И, лёжа неподвижно, уткнувшись лицами в месиво и с бешено колотившимися сердцами, мы чётко услышали звук шагов, который ни с чем нельзя было спутать. Топ, топ, топ – приближались они … Несомненно, несколько человек проходили где-то рядом с нами по приграничной полосе. Затем один из них заговорил, и его голос зычно разнёсся в неподвижном ночном воздухе.

"Ну, видишь? У тебя просто разыгралось воображение. Тут никого нет. Мне холодно. Давай-ка вернёмся в тепло".

"Хорошо, – сказал другой голос, – но я был уверен, что что-то слышал, возможно, зверя".

"Или ночной крик зайца", – засмеялся третий и на всякий случай выстрелил наугад. Они двинулись дальше, и их голоса и шаги вскоре стихли.

Целых десять минут Митька держал нас лежавшими ничком. Затем осторожно пополз один в темноту и довольно быстро вернулся.

"Они ушли, – прошептал он. – Вот и ваш шанс. Бегите! Но не выпрямляйтесь, а пригибайтесь как можно ниже. Прямо к тем кустам и деревьям. Там ждут ваши. Быстрее! Удачи и до новых встреч!"

И, прежде чем я успела сказать хоть слово, он повернулся и исчез в темноте.

Низко пригнувшись, мы побежали к рощице.

Я слышала, как прерывисто дышала мисс Бёрнс. "Сможет ли она добежать?" – в панике подумала я. Но, несмотря на свой возраст, она неслась столь же резво.

Ещё несколько секунд, показавшихся вечностью, и мы пересекли границу!

Хоть мы и были ужасно потрёпаны, в порванных, грязных цыганских лохмотьях и почти без средств, не считая кучки монет и драгоценностей, что были на нас спрятаны, я так или иначе знала, что нам удалось добраться до нашей земли обетованной.

И, когда Папуся,