Фау-2 - Роберт Харрис

поднялся посмотреть, что происходит. На тротуаре стоял фон Браун, с рукой на клаксоне, и смотрел прямо на окна дома. Ничего не оставалось, как спуститься и сказать ему, чтобы он замолчал.

Он совершенно не обиделся.

— Руди! Мне сказали, что ты живёшь в этом доме, но я не знал номер квартиры. Садись, я хочу тебе кое-что показать.

— Уходи. Я работаю.

— Ну же, ты не пожалеешь. — его неотразимая улыбка и рука на плече.

— Нет, это невозможно.

Но, разумеется, он пошёл.

В те дни фон Браун ездил на крохотном, потрёпанном двухместном Ханомаге, который купил за сто марок. Машина выглядела как моторизованная детская коляска: без крыши, а местами и без дна. Граф видел, как дорога мелькает под его ногами, пока они мчались на юг, прочь из города, в сельскую местность. Говорить было слишком шумно. Он догадывался, куда они направляются. Через полчаса они свернули с шоссе. Фон Браун показал охраннику пропуск, и они проехали мимо кирпичного административного корпуса армейского испытательного полигона в Куммерсдорфе, пересекли плоскую пустошь и подъехали к скоплению бетонных построек и деревянных бараков.

— Вернер...

— Просто выслушай.

Снаружи это выглядело довольно заурядно. Но внутри фон Браун провёл его сквозь настоящий рай — по крайней мере, в глазах Графа: выделенная конструкторская мастерская, рабочие помещения, фотолаборатория, диспетчерская, полная измерительной аппаратуры, и наконец, лучшее из всего — бетонный бункер под открытым небом, в центре которого возвышалась А-образная рама из тяжёлых металлических балок, высотой около трёх метров. На ней, закреплённый на жёстких кронштейнах, висел ракетный двигатель. По его бокам тянулись топливопроводы и кабели. Внизу торчало сопло. Фон Браун жестом показал укрыться за низкой стенкой, затем обернулся и поднял вверх большой палец.

Мужчина в комбинезоне — Граф понял, что это был Хайни Грюнов, механик с Ракетного аэродрома — повернул пару массивных маховиков. Под двигателем появился прозрачный белёсый туман. Другой человек, в защитных очках, подошёл с длинным шестом, на конце которого была прикреплена горящая жестяная банка с бензином. Отвернув голову, он осторожно ввёл пламя в облако.

Из сопла вырвался столб пламени — голубовато-красный, чистый и чёткий. Лёжа в своей тёмной комнате в Схевенингене, Граф до сих пор мог вспомнить каждую из тех десяти секунд, пока двигатель работал. Глухой рев струи в замкнутом пространстве; вибрации, с которыми мотор пытался вырваться из креплений; жар на лице; всепоглощающий сладковатый запах сгорающего топлива; головокружительное ощущение мощи — будто они на мгновение подключились к самому солнцу. Когда всё закончилось, бункер погрузился в темноту, и в ушах стояла звенящая тишина. Он замер, не двигаясь, почти полминуты, глядя на отработавший двигатель, пока фон Браун не повернулся к нему. На его лице — впервые — не было улыбки, только полная, сосредоточенная серьёзность.

— Послушай меня, Руди, — сказал он. — Это чистая правда: дорога на Луну идёт через Куммерсдорф.

В тот же самый день днём Граф подписал контракт с армией: «оказывать содействие, под руководством Wa Prw 1/I, в разработке и проведении экспериментов на испытательном стенде для жидкостных реактивных двигателей на Главной батарее Запад, Куммерсдорф». В обмен ему полагалось жалованье — четырнадцать марок в день. Деньги, которые он мог отдавать родителям.

Вернувшись в Берлин, они пошли отметить это дело в баре.

— Скажи, это ты был в форме СС не так давно? Верхом? — не удержался Граф.

— А, это? — фон Браун небрежно махнул коктейлем. — Я просто записался в школу верховой езды СС в Халензе — не в само СС. Уже и то бросил. С этими людьми неплохо быть знакомым. К тому же, я люблю ездить верхом.

Точно с таким же тоном он говорил и в 1937 году, когда Граф впервые заметил у него в петлице значок со свастикой.

— Ты вступил в партию?

— Технически — да. Я номер пять миллионов с чем-то. Ну же, Руди, не смотри так! Сейчас, если хочешь чего-то добиться, надо хоть какую-то лояльность показать. На собрания, впрочем, ходить не нужно.

А потом — снова, в 1940-м, когда в Пенемюнде принимали высоких гостей из СС, и фон Браун появился в чёрной форме унтерштурмфюрера — светловолосый, широкоплечий, с выдающимся подбородком, словно сошедший с иллюстрации из Das Schwarze Korps.

— Это чисто почётное звание. Гиммлер настоял. Не волнуйся — как только эти господа уедут, форма снова отправится в шкаф.

Стук в дверь гостиничного номера. Голос сержанта Шенка:

— Доктор Граф? Уже после полуночи.

Он и не заметил, как поздно. Видимо, в какой-то момент задремал. Он сел на кровати и с сожалением уставился на догоревшую сигарету. Это была последняя, которой он мог насладиться в ближайшие часы.

— Спасибо. Уже иду.

Он взял с тумбочки фонарик, включил его и осветил комнату. Узкий луч осветил типичное скромное курортное жильё, какое он помнил с детских каникул: кресло, комод, крошечная раковина в углу под зеркалом, шкаф. Рядом со шкафом стояло маленькое бюро с закруглённой крышкой и старый офисный стул, который ему удалось раздобыть вскоре после прибытия. Иногда он сидел за ним и работал. Он направил луч обратно на шкаф, поднял его вверх по створкам — к чемодану, лежавшему на самом верху. Он не прикасался к нему уже несколько недель.

Он встал с кровати, включил верхний свет, задернул шторы, подтащил стул к шкафу, встал на него и снял чемодан. Он был старым, из добротной, потёртой коричневой кожи. Фон Браун отдал его ему незадолго до своего отъезда из Пенемюнде.

— Одолжение для меня сделаешь — приглядишь за этим?

— Что внутри?

— Страховка.

Он положил чемодан на кровать, отщёлкнул застёжки и поднял крышку. Внутри лежали сотни небольших картонных коробочек, каждая с катушкой 35-миллиметровой микроплёнки. Всё казалось нетронутым. Иногда он задумывался, не стоит ли найти для этого более надёжное место, но всякий раз приходил к выводу, что лучше оставить как есть — ничто не вызывает большего подозрения, чем чрезмерная осторожность. Он был уверен, что никто не догадается туда заглянуть. Тем не менее, он выдернул волос с виска и аккуратно вложил его в одну из защёлок перед тем, как снова закрыть чемодан и поставить его обратно на шкаф. Погасил свет и спустился вниз по лестнице.

На улице в темноте он уже слышал свист приближающегося поезда, тяжёлый лязг колёс на рельсах — он медленно полз через город, подходя к концу долгого пути с ракетного завода в центральной Германии. Дорога до станции занимала меньше двух минут, но поезд его опередил. Он услышал паровой выдох вдали, когда локомотив остановился.

Открывшаяся картина напоминала кадр