12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник

– Нам пора избавиться от советских солдат. Они – отработанный материал и уже неинтересны мне. Чтобы завтра их не было в лагере. Выполнять!

Стоя лицом к лицу с врагом, отважные души, осознавая, что их жизнь на исходе, продолжали являть чудеса стойкости и героизма. Смотря в глаза неприятелю, они пели песнь на родном языке – о Родине, столь далекой и в то же время столь близкой, мысль о которой поддерживала их все эти месяцы, наполняя сердца силой и решимостью.

Пропавший без вести

Майские жуки, словно тяжелые бомбардировщики, грозно жужжали в небесной дали. Ласковый и теплый ветерок играл в нежной листве, наполненный благоуханием распустившихся цветов, воздух пленил и опьянял своей чарующей силой. Ребята, радуясь погожему деньку, в приподнятом настроении бежали в школу, то и дело весело перебрасываясь безобидными шутками.

– Привет, дядя Лексей, – влетая в школьный двор, громко приветствовали странного мужчину, чей возраст оставался загадкой из-за густой бороды, потухших глаз и отрешенного выражения лица. Одет он был всегда в линялые военные штаны, поношенные кирзовые сапоги и потертую гимнастерку, поверх которой зимой носил стеганую фуфайку.

Дворник никогда не отвечал на приветствия ребят, и все же они неизменно приветствовали его день за днем, оставляя без внимания его полное равнодушие. В глубокой задумчивости он продолжал размеренно орудовать метлой, безучастный ко всему.

– Слушайте, а почему дворник не отвечает? Дядя Лексей работает у нас уже больше месяца, а никто до сих пор не слышал его голоса, – спрашивали друг у друга школьники поначалу. – Может, он немой? Или глухой? А может, контуженный? Мне мама рассказывала, что у них в госпитале во время войны таких было видимо-невидимо.

– А может, он был партизаном и немцы вырвали ему язык… вот и молчит, не хочет, чтобы все знали о его уродстве.

– Ой, да брешешь ты все. Он просто не хочет с нами говорить, гордится. Или прячется от кого‑то, скрывая прошлое. Кто знает? Может, он бывший полицай.

– Не… Эко ты загнул! Наш директор, Мирон Илларионович, не взял бы такого на работу. Да к тому же он сам привел его в школу, работу дал. Да и с учителями дядя Лексей не разговаривает, даже голову не поворачивает в их сторону. Странный тип, честное пионерское.

– Но директор проявляет к нему глубокое почтение. Сам видел, и не раз.

– Еще бы не ценил: дядя Лексей и сторож, и истопник, и плотник, и уборщик… и все за одну зарплату. Много ли таких найдется?

Так это было или иначе, но в школе неразговорчивый человек, окутанный ореолом тайны, пользовался большим уважением, несмотря на нелюдимость и необщительность.

Все прояснилось в канун Девятого мая. По традиции в школе проходили встречи с фронтовиками, которые во время Второй мировой войны, не жалея сил и жизни, бились с врагом, с каждой минутой приближая час победы. Ветераны рассказывали ребятам не только о том, как тяжело далась нашему народу эта победа, делились не только воспоминаниями давно минувших дней, но и говорили о сослуживцах, о мужестве простого солдата, о его подвиге, стойкости и отваге.

– Дорогие ребята, – начала Мария Степановна, учительница пятого «А» класса. – Сегодня к нам придут в гости необычные люди. Вы хорошо знаете их, так как встречались с ними в нашей школе не раз. Между тем до этой минуты вы ничего не знали об их боевом прошлом, о героизме и непоколебимой воле. Настало время узнать о…

– Мария Степановна, – входя в кабинет, проговорил директор школы, одетый в парадный офицерский мундир, на котором сияли орден Красного Знамени и Отечественной войны, – вы настолько захвалили нас, что мне уже неудобно даже что-либо рассказывать, а моему другу и подавно… Алексей, не стесняйся, заходи!.. Да не смущайся… заходи, заходи!

Немного робея, в кабинет вошел молодой человек лет двадцати пяти, чисто выбритый, одетый в новый черный костюм и начищенные гуталином ботинки. Но ребят удивила не наружность незнакомца, а медали, красовавшиеся на его груди. Помимо двух орденов: Красной Звезды и Славы двух степеней – на пиджаке – висели и две медали: одна – «За отвагу», другая – «За боевые заслуги».

– Ну что, ребята, – хитро подмигнул Мирон Илларионович, – не узнали нашего гостя? Не догадались, кто стоит перед вами?

Пионеры покачали головой.

– А тем не менее каждое утро вы здороваетесь с ним по пути в класс и прощаетесь, уходя домой… Ну! Неужели не признали?

– Дядя… Лексей? – ахнули ребята и уставились на потупившего взор человека. – Не может быть! Тот же… он же совсем старый, а этот… молодой.

– Может, может, – улыбнулся директор. – Прошу любить и жаловать: Алексей Иванович Егоров. Вы все знаете, что он наш плотник, сторож, истопник, да много еще что делает в школе, потому что у него золотые руки… Но прежде всего «дядя Лексей», как вы называете его, – мой боевой товарищ. К сожалению, во время налета вражеской авиации на госпиталь, в котором он лежал, Алёша был контужен и потерял память, а после был вынужден скитаться в надежде вспомнить прежнюю жизнь. Тем летом я случайно встретил его в Москве на вокзале и, не желая больше расставаться, привез его в село и устроил на работу в нашу школу. К счастью, болезнь отступает и память постепенно возвращается. Алексей Иванович уже многое вспомнил и может поделиться воспоминаниями. Поэтому о том, что нам пришлось пережить с ним, он расскажет вам сам.

Школьники переглянулись: разве немой может говорить? Это шутка? Ребята с любопытством принялись разглядывать оробевшего человека.

Дядя Лексей долго собирался с духом. Когда его хриплый голос наконец‑то прорезал повисшую тишину, царившую в классе, все ученики от неожиданности вздрогнули.

– Ваш… директор, – неуверенно начал сторож, – мой товарищ и командир… командир танка Т‑34. Я был механиком-водителем и отвечал за техническое состояние ходовой части танка. Мне приходилось водить танк в любых условиях, преодолевать препятствия и заграждения, выбирая оптимальные маршруты движения. И так было в течение полутора лет: мы громили врага, порой нас подбивали, мы ремонтировались и снова рвались в бой… Все изменилось 12 июля 1943 года.

Алексей Иванович замолчал. Ребята видели, как тяжело ему даются бередящие душу воспоминания, всплывшие из глубин подсознания. И кто знает, был ли он рад вернувшейся памяти?

– Мы получили приказ нанести контрудар по противнику и не дать гитлеровским захватчикам, которыми командовал… поправьте меня, товарищ командир, если я ошибаюсь… группенфюрер СС Пауль Хауссер, занять Курск ударом с юго-востока, –