Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

ты влюбишься в него, особенно учитывая ту роль, которую я отвела Лидеру. Бедный Лидер, что же он будет делать, если ты покинешь его ради персонажа в «Потасовке» [21]? Прилагаю несколько глав и умираю от желания узнать твое мнение.

Наш брат Том шутит, что мог бы жениться на Тилли, если она разведется. У них будет совместное венчание с лицами королевской крови. Можешь себе такое представить?

Спасибо за прелестный подарок. Ты слишком добра.

С любовью,

Нэнси

Глава 5

Нэнси

Май 1934 года

Дорогая Диана!

Шмель, опьяненный нектаром, полз по розовому лепестку цветка магнолии, которая растет за окном Роуз-коттеджа. После недели дождей тучи разошлись и засияло солнце. Цветы начали распускаться в знак благодарности, радостно приветствуя весну.

Я постучала кончиком карандаша по чистому листу бумаги, лежавшему на моем письменном шератоновском [22] столе. Справа стояла тарелка с холодной яичницей-болтуньей, забытая несколько часов назад. За большими окнами гостиной бурлила жизнь. Мои французские бульдоги, Милли и Лотти, лениво развалились на купленном мной с рук (с помощью Марка) обюссоновском ковре [23] – в ожидании той минуты, когда я наконец поведу их на прогулку. Слева лежала стопка листов и их копий – первые пятнадцать тысяч слов моей новой книги. Но этот пустой лист… Я должна ответить Диане на ее лаконичное послание.

Однако шмель гораздо интереснее.

Я сунула письмо Дианы в ящик письменного стола, не желая видеть ее гневные слова. Она винила меня и настаивала на том, чтобы я бросила писать эту книгу. В знак протеста я положила перед собой последний исписанный лист. Когда прибыла почта, я остановилась на середине сцены, которую намеревалась закончить сегодня днем.

Ветерок с Темзы врывался в открытое окно, шевеля красные складки портьеры. Трава, ветки и цветы колыхались, призывая меня покинуть письменный стол. Чтобы отправиться на прогулку. И чтобы притвориться, будто я не занимаюсь тем, чем непременно должна заниматься.

Мы с Питером разорены.

Я отказывалась в это верить. Финансовое положение лишало нас принадлежности к аристократии, хотя мы оба – выходцы из знатных семей. Мысль о том, что мы работаем, ужасала наших друзей и семью, однако мы нуждались в каждом фунте.

Я подумывала о том, чтобы наполовину урезать часы Глэдис, но боялась потерять ее. Поэтому устроила ее к подруге, которой требовалась экономка на неполный день. Глэдис любезно согласилась делить свое время между двумя домами. Теперь она приходила по утрам, убирала, стирала, гладила, бегала по поручениям, а после помогала мне приготовить ужин. Однако в этом деле я была скверной ученицей. Она уходила в полдень, и я усаживалась писать. Именно в это время звонил дверной звонок, словно незваные гости ждали, когда я останусь одна. Слава богу, это происходило в отсутствие Глэдис.

В любой момент я ожидала визита судебных приставов, приходящих взимать долги Питера. Может быть, сегодня вместо этого они примут от меня чашку чая?

Я просто обязана написать эту книгу. Однако мои родные протестовали, опасаясь, что я подставлю их под удар. Каждый день я пыталась писать, и эта работа стала тяжким испытанием. Слова то вырывались бешеными залпами, то текли медленно и вяло. Так Милли неспешно перекатывается на спинку, чтобы ей почесали животик.

Мне вспомнилось письмо Дианы. «Ты не должна писать эту книгу, если не хочешь навредить Лидеру и мне. Она сильно отличается от “Двух старых леди с Итон-сквер”».

Лидер, то есть Мосли (или Людоед, как я предпочитала его называть), продолжал держать мою сестру на привязи в качестве любовницы. Ради него Диана отказалась бы от всего, рискнула бы всем. Чем ей не угодила моя книга? Она же смеялась, когда я мягко подтрунивала над Мосли в «Двух старых леди с Итон-сквер»: Маленького Лидера я изобразила вооруженным клистиром и шоколадным слабительным. Эту историю с продолжением я писала для нас двоих, когда в прошлом году мы жили вместе.

Что же изменилось? Или страсть к Мосли все возрастала? Как ему удалось полностью завладеть блестящим умом Дианы?

Любовь – абсолютная иллюзия.

Я убедилась в этом за прошедшие десять лет. Сначала – любовь к Хэмишу, потом – к Питеру. Романы Джейн Остин и сестер Бронте, которые я читала, стихи поэтов – все выдумка. Да и я плету истории, рассказывающие читателям о чувствах в действительности иллюзорных.

Само определение «художественная проза» подразумевает это. Писательское воображение вплетает в ткань повествования события и персонажей – и неважно, что я пишу в основном о людях, которых знала, и о событиях, в которых принимала участие. Мне платят за то, чтобы я ткала новые истории, вызывала эмоции. А любовь – это в самом деле заблуждение, как и счастье.

В художественной литературе, в полете фантазии есть что-то раскрепощающее. Это совсем не то же самое, что писать статьи. Я наслаждалась, сочиняя романы. В любом случае это гораздо приятнее, чем вести домашнее хозяйство.

Я откинулась на спинку стула, грызя кончик карандаша.

Звук мотора донесся из-за стены сада и стих. Кто-то прибыл. Лотти проснулась и затявкала – значит, это Питер. Почему он вернулся так рано?

Муж ворвался в дом, хлопнув дверью. Выйдя в холл, я увидела, как он швырнул на пол свой портфель и пиджак из твида. Я подняла пиджак, отряхнула и поместила на вешалку. Он сильно пах табаком.

– Что случилось? – я не стала утруждать себя нежными приветствиями, Питер явно был расстроен.

– Мне обещали повышение, но теперь босс отрицает это. Он заслуживает пощечины. Однако я уйду, не доводя дело до потасовки. В этом проклятом здании одни слабаки, так что некому будет оттащить меня от старого козла. Не хотелось бы схлопотать штраф за дурное поведение.

У меня вертелся на языке вопрос: он правда поскандалил с боссом? В таком случае его не примут на работу ни в один банк Лондона. Но Питер вдруг опустился на колени и, погладив Лотти, похлопал ее по носу.

– Тебе нужно заключить контракт еще на одну книгу, – Питер даже не соизволил посмотреть в мою сторону. – Я не могу продолжать искать работу, раз мне не платят то, чего я стою. Разве они не знают, кто я?

Боюсь, проблема именно в этом: они слишком хорошо его знают.

Удивительно, однако он настаивал на том, чтобы я расплачивалась за его расхлябанность и безделье. Почему мой муж считает, что может увиливать от своих обязанностей? Питера все еще держали в банке, и это было чудом. Интересно, какую