Далекий край. Первое открытие - Николай Павлович Задорнов

– Все-таки он очень сильно хватил меня, так что на спине я до сих пор полосы чувствую, как зверь зубом провел.

– Конечно! – ответил старик спокойно. – При японце приходится своих бить.

– Мог бы не так сильно меня ударить! – воскликнул Чумбо. – Он бы мог мне сказать потихоньку: «Покричи-покричи, будто тебе больно», – я бы так заорал, что японец был бы доволен.

– Нет, мы так не умеем. Мы – глупые.

Старик опять стал жаловаться на японцев:

– Ты знаешь, они нас сильно пугают, что когда-нибудь всех убьют. Они, когда к себе уходят на зиму, нам так говорят: «Если к вам придут чужеземцы, вы должны им противиться, а то мы летом отберем у вас всех жен. А если, – говорят, – вы им будете помогать, тогда всем перережем горло». Так пугают…

Старик заплакал.

«Это что за народ такой?! – с возмущением подумал Чумбока, слушая айна. – Зачем так терпят?»

– Да, мы такие, – как бы отвечая его мыслям, сказал старик. – Ничего поделать не можем. Нас мало, мы слабые. Они с нами делают, что хотят. А мы сидим и ждем.

– Так и будете ждать?

– Так и будем.

– А что тебе самому хочется?

– Что мне хочется? – Старик вдруг приободрился, глаза его сверкнули воинственно. – Мне хочется, – сказал он, улыбнувшись, – всех японцев убить.

– А-на-на! – удивился Чумбока такой воинственности волосатого деда.

– Да-да, хорошо бы большую пушку. И сабли. Острые-острые, как зубы у касатки. И всех рубить и стрелять. Вот тогда айны будут смелые.

Тут старик, видимо устрашившись своих воинственных мечтаний, тревожно поглядел по сторонам. Он опять сник и повесил голову.

– Да-а, – протянул он, – а пока японцы рядом, мы стараемся показывать, что мы их друзья. За это на нас нельзя обижаться. И мы громко не смеем сказать, что хотим их убить.

Однажды толстый молодой надсмотрщик с мешками под глазами подошел к Чумбоке. Кто-то из айнов донес, что он ругал хозяев.

Ласково улыбаясь, толстый парень ткнул его палкой в живот, а потом ударил по ногам. Тут уж Чумбока не выдержал, схватил камень и, размахнувшись, ударил надсмотрщика в лоб. Тот упал.

– Вот как надо! – воскликнул Чумбока. – Чистый народ! Делают красивые картинки и себе зад моют, а людей губят и голодом морят!

К парню подошел старик-айн и поманил его под обрыв.

– Беги скорей, пока все спят, – сказал он. – Если oн очнется, то молодые, чтобы выслужиться перед японцами, тебя схватят и выдадут.

– Как?! – оторопел Чумбока. Он начинал соображать, что наделал. – Куда бежать?! Ногами?!

– Нет, на лодке. Только, знаешь, я тебе лодки дать не могу, я боюсь. – Старик метнул вправо и влево острые взгляды, и потом его черные большие глаза снова остановились на Чумбоке. – Давай вот так сделаем: будто бы ты украдешь у меня лодку и убежишь. Там и весла, и парус. Мне не жалко. Ты не думай, что мы такой плохой народ и даже противиться не умеем. Нет, мы, старые люди, помним то время, когда тут японцев не было и мы были свободны. И умеем противиться, как бы нас ни пугали! Не молодые! Бери! Ну, торопись, торопись… Да, когда ты убежишь и будешь далеко, я стану кричать, что ты украл мою лодку. И тогда пойдем за тобой в погоню. А ты спеши. Мне тоже придется гнаться за тобой… Если догоним, я должен буду сам убить тебя. А сейчас забеги ко мне в дом, я там тебе оставлю юколы и все, что надо в дорогу. Все будет лежать у двери, чтобы ты мог украсть, а я убегу.

Чумбо сделал все так, как велел ему старик. Он нашел в доме сушеную рыбу, две снасти и копье, а в лодке – сеть и весла.

Пока японцы спали послеобеденным сном, он уж обогнул два мыса, две сопки, выдающиеся в море, и миновал соседнюю опустевшую рыбалку, с раскрытыми сараями и перевернутыми чанами, между которыми бродили лохматые линяющие ездовые собаки.

Чумбока ехал весь день и всю ночь, пробираясь на восток, и, только обогнув оконечность острова, немного успокоился.

Чумбока остановился в одной из прибрежных юрт, у орочон. На нарах лежал седой старик. Чумбока с удивлением смотрел на его длинное тело. Хотелось бы посмотреть, как такой человек встанет, придется ли ему сгибать голову под низким потолком.

Юрта была крепкая, бревенчатая. Около больного сидели молодая орочонка, старуха с трубкой и белобрысый парень.

– Эй, старик, я лоча видел! – с горячностью подбежал к нему Чумбока.

– Кто это говорит? – не подымаясь, спросил старик.

Чумбока рассказал, что он с Мангму.

– Раньше наш дедушка Василий со своими товарищами жил на теплой стороне острова. Они ждали, когда придет их корабль, – рассказывали орочоны. – Потом товарищи его умерли. Дедушка пришел сюда. Здесь женился.

«Жаль, что за Василием не пришел русский корабль с пушками, – думал Чумбо. – Все радовались, если бы Микола Сандреич гонял скупщиков рыбы и разбил бы их амбары из своих пушек».

* * *

– Дай книгу, – тихо попросил Василий. – О господи! – застонал он и почувствовал, что перевернуться на другой бок у него уж не хватит сил.

Стар и слаб… Он попросил книгу, но тут же забыл о ней. Последнее время Василий не спал ночей. Жена его, старая орочонка Анапуха, сидела в углу, курила трубку.

Василий задремал… Ему приснилось, что он малым ребенком в рубашонке играет на улице родного села. Братцы и сестричка. Отцов дом. Ивы над тихой речушкой, пруд, поля ржи. Соломенная крыша, плесень и грибы на бревнах… Корова мычит, – это ясно слышит Василий. Мать… мать идет, зовет… манит к себе.

– Матушка! – Во сне старик задрожал и заплакал.

– Амба ходит близко, – сказала орочонка и взяла бубен.

Василий очнулся.

– Дай книгу, – попросил он по-русски.

Анапуха достала с полки старый молитвенник.

– Пить… – слабо простонал Василий. Он открыл молитвенник. – Отче наш… иже еси на небеси…

И опять представился ему родной дом, церковь. Звонят… Он вдруг ясно услыхал благовест. Старик поднялся и в ужасе охватил лицо руками:

– Господи помилуй! Сорок лет жду своих. Кому сказать, что на душе? Душа стосковалась. Все было забыл. Вот перед смертью душа просится на родину.

Старик долго молился. Понемногу он стал успокаиваться и вдруг снова попросил книгу.

– Молится! Лоча землю поминает, – с суеверным страхом говорили орочоны. – Дедушка наш страшный стал, как старый медведь.

Громадный костлявый старик подошел к окну, затянутому пузырем. Долго рассматривал он страницы молитвенника и наконец стал что-то чертить на них.

«Мы, Фома, Сергей, Петр, Данила и Василий, высажены лейтенантом Хвостовым в заливе Анива, – царапал старик на пожелтевшей бумаге. – Когда пришли в Томари японцы, мы перешли к орочонам».

Он несколько успокоился, удовлетворенный тем, что написал. Немного погодя он подозвал молодых орочон.

– Вот эту книгу хорошенько сохраните. Чего я там написал, берегите. Скажете: старик перед смертью написал и оставил.

– А японцы знают, что у вас дедушка лоча?

– Знают! – отвечала старая орочонка…

– А лоча придут? – спросил Чумбока.

– Придут, – спокойно ответил старик. – Бог не допустит, чтобы мы зря пострадали… Не допустит, чтобы зря сорок лет… – Старик закрыл глаза и, успокоенный, примиренный мыслью о том, как придут свои и прочтут написанное им, стал тихо отходить.

Через несколько дней Чумбока, плывя к северу, всматривался в даль, туда, где синели горы и где на простор моря вырывался великий Мангму. Он ждал русских сверху, с реки.

Велик, велик Мангму… Но Чумбока уже успел полюбить эти зеленые морские воды, голубые дали и мысы.

Часть пятая

Открытие

Глава сорок вторая

Петропавловская бухта

«Байкал» подходил к Камчатке.

Солнце жарко палило. Из океана поднялись вулканы. С гор потянул ветер, похолодало, поднялось сильное волнение.

Невельской приказал вызывать