Миклухо-Маклай. Две жизни "белого папуаса" - Даниил Тумаркин

Миклухо-Маклай встречался в неформальной обстановке с императрицей Марией Федоровной. Она расспрашивала его о житье-бытье, подарила на память несколько фотографий.

На одной из них она изображена в русском традиционном костюме, с кокошником на голове, на другом — со своими детьми, в том числе с наследником престола — последним русским императором^[901]. Ученый побывал в Ореанде — расположенном поблизости от Ливадии имении великого князя Константина Николаевича. Великий князь дружески принял путешественника, которому помог в 1871 году отправиться в экспедицию на «Витязе». Летом и осенью 1887 года Миклухо-Маклай будет неоднократно встречаться с отставным генерал-адмиралом и его сыном Константином Константиновичем (офицером и талантливым поэтом, известным под псевдонимом К. Р.). Путешественник надеялся, что эти великие князья поддержат его колонизационные проекты, но они при всем желании не смогли бы ему помочь, так как не пользовались влиянием при дворе.

В Одессе произошла знаменательная, во многом ностальгическая встреча. Миклухо-Маклай навестил выдающегося ученого И.И. Мечникова, с которым был заочно знаком многие годы. Илья Ильич рассказал коллеге-натуралисту о создании в Одессе бактериологической станции.

Посетив по пути Киев, где он знакомился с историческими достопримечательностями и навестил своего гимназического учителя М.П. Авенариуса, ставшего профессором местного университета, Николай Николаевич отправился в Малин, расположенный примерно в 100 километрах к северо-западу от Киева. Здесь в кругу семьи он провел более месяца.

К концу 1880-х годов — благодаря росту рыночных цен на древесину и зерновые культуры — материальное положение владельцев Малина заметно улучшилось, и Екатерина Семеновна начала думать, что не зря купила это имение. Она расплатилась с большинством кредиторов и исправно вносила в банк проценты по закладной. На доходы от сбыта леса и сельскохозяйственной продукции, а также продажи или сдачи в аренду земельных участков удалось выстроить большой двухэтажный кирпичный дом и флигель с примыкающими к ним хозяйственными постройками, прудами и фруктовыми садами. Усадьба располагалась в обширном парке с беседками, крокетными площадками и т. д.^[902]

Имением по-прежнему управлял Сергей, который жил в доме со своей семьей, тогда как Екатерина Семеновна облюбовала флигель. Тут же проживал до отъезда на учебу Михаил-младший. Братья Михаил и Владимир бывали в Малине только наездами. Летом 1886 года здесь гостили их жены — Мария Васильевна и Юлия Николаевна. Все члены семьи, особенно невестки, окружили ученого-путешественника заботой и вниманием, ему выделили самую лучшую комнату. «Он был замечательно трудоспособен, — вспоминал полвека спустя Михаил-младший. — <…> День его был всегда заполнен с утра, а вставал он всегда в 6 ч. утра, до обеда в 3 часа он занимался у себя за составлением записок и его добровольные секретари — жены братьев едва успевали переписывать его рукописи. Он редко выходил на прогулку, больше сидел с матерью на балконе в саду. Вечерами вся семья собиралась у него в комнате после вечернего чая и слушала его оживленные, яркие рассказы о путешествиях. Говорил он всегда с увлечением, в его рассказах переплетались и события раннего детства и студенчества, и жизни в тропических странах»^[903]. В Малине Николай Николаевич отдохнул, что называется, и телом и душой. Но задерживаться здесь он не мог: неотложные дела призывали его в столицу.

22 июня 1886 года Миклухо-Маклай приехал в Петербург, и уже через пять дней в газете «Новости и Биржевая газета» появилось объявление, в котором он приглашал желающих «поселиться или заняться какою-нибудь деятельностью на Берегу Маклая в Новой Гвинее или на некоторых других островах Тихого океана»^[904]. По словам ученого, он стремился «найти тот десяток (не более) людей, которые мне необходимы как личные помощники»^[905]. Но объявление, перепечатанное другими газетами, дало неожиданный результат: на него откликнулись со всех концов России многие сотни желающих — людей самых разных профессий и образцов. Среди них, по данным Департамента полиции, были и лица, замеченные в связях с революционерами и находящиеся под полицейским надзором.

Столь массовый отклик произвел огромное впечатление на Миклухо-Маклая и, как он писал царю, имел «прямым следствием расширение моего первоначального плана»^[906]: у него возник рискованный замысел создать переселенческую колонию. «Не имев сначала в виду образование целой колонии, — заявил Николай Николаевич в газетном интервью, — я в настоящее время тружусь над выработкой подробностей условий этого переселения»^[907]. Уже 1 июля он обратился к Александру III с просьбой разрешить основание такой колонии «в порте Великого Князя Алексия на Берегу Маклая <…> или на одном из не занятых другими державами островов Тихого океана»^[908].

Объясняя широкий отклик на обращение путешественника, ученый и публицист В.И. Модестов писал в газетной статье, что дело не только в романтике дальних странствий и магнетической личности Миклухо-Маклая. Массовый приток заявлений был вызван, как он считал, наличием большого контингента людей, недовольных «своим положением в отечестве» и «считающих себя угнетенными в экономическом, нравственном, религиозном или ином каком-нибудь отношении». По мнению Модестова, эти люди сохранили «веру в прогресс человечества, в наступление лучших времен, хотя бы в отдаленном будущем». Миклухо-Маклай, говорилось далее в статье, предоставляет переселенцам возможность «завести у себя такое общинное устройство, какое они сочтут для себя наиболее удобным. <…> Они могут завести у себя русский сельский мир. <…> Могут, если сумеют, осуществить в южном полушарии идеальную республику Платона, могут испробовать суровой жизни в фаланстерах Фурье, никто им во вкусах перечить не станет. На своем пустынном острове они совершенно свободны»^[909].

Прочитав эту статью, Николай Николаевич узнал домашний адрес Модестова и поздно вечером пришел поблагодарить автора за статью, ему «сочувственную». За чаем выяснилось, что у них сходные взгляды по многим вопросам. «С этого дня, — вспоминает Модестов, — мы стали знакомы и сошлись хорошо, хотя виделись и не так часто»^[910].