Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Эти слова, переведенные Беллой, можно отнести и к ней самой. С ней происходило то же самое: она становилась Галактионом и Грузией одновременно: “У Галактиона есть знаменитое стихотворение «Я и ночь», а у меня – «Я, и ночь, и Галактион»”.

В конце июня 1977 года мы с Беллой вернулись из ставшей легендарной поездки во Францию и США, длившейся более полугода, за что нас прозвали “Белоэмигранты”.

2 июля не стало Владимира Набокова, недавней встречей с которым мы жили. Надо было возвращаться к действительности. Первое, что мы сделали, – не приступая к делам, которые и без того были заброшены, поехали на Черное море. Поселились в Доме творчества писателей в Пицунде, в новом корпусе, смелостью архитектурного решения вполне годившемся к сравнению, предположим, с “Хилтоном”.

Литературная публика, населявшая дом, проявляла к нам исключительный интерес, как к попавшим на Землю инопланетянам.

В Доме творчества жило много грузин – наших близких друзей. Первым свидетельством взаимной любви Беллы и Грузии стала наша расцветшая в Пицунде дружба с ОТАРОМ и ТАМАЗОМ ЧИЛАДЗЕ. Белла была знакома с ними и раньше, в Тбилиси они стали ее первыми гидами. Отар, быть может, самый тонкий из всех грузинских поэтов нашего поколения, посвящал Белле все свои стихи. Со временем он написал несколько серьезных романов (очень трудных для перевода), создавших целый пласт грузинской литературы.

Тамаз – поэт, прозаик, драматург – был старше Отара и всегда покровительствовал младшему брату, порой забывая о себе и своих интересах и в жизни, и в литературе.