Декабристы. Мятеж реформаторов - Яков Аркадьевич Гордин

Мятеж ронял его престиж перед Европой – мало ему было крови 14 декабря! Потребовались бы огромные усилия для подавления мятежа на гигантских пространствах и в тысячах верст от основных воинских сил.

Поручик Сухинов достойно воздал бы за смерть Муравьева и собственное унижение.

Но высвобожденный им ураган ненависти с высокой степенью вероятности поглотил бы в конце концов и его самого, и читинских узников…

Как бы то ни было – он готовился.

Шел апрель 1828 года.

7

4 апреля 1828 года Бенкендорф, не менее Волкова обеспокоенный донесениями агентов, отправил предписание генерал-губернатору Восточной Сибири Лавинскому:

«Секретно.

Милостивый государь

Александр Степанович!

Получив от г. начальника 2-го округа корпуса жандармов генерал-майора Волкова записку об отправлении будто бы графом Потемкиным в Сибирь человека Данилы Васильевича Бочкова и девки Аграфены Николаевой с деньгами, вещами и письмами к жене государственного преступника Трубецкого, я счел нужным сообщить сие Вашему превосходительству. Не угодно ли будет Вам, милостивый государь, принять надлежащие меры предосторожности».

Сам Бенкендорф тоже задумался о том, какие же меры теперь ему принять со своей стороны. Бочков выехал из Москвы две недели назад. Даже больше, Нижний Новгород он давно миновал. Необходимо было послать сверхсрочного фельдъегеря, который бы Бочкова обогнал и предупредил Лавинского.

Перехватывать Бочкова на промежуточных станциях было делом хлопотным и ненадежным, а Иркутска ему не миновать.

В тот же день, 4 апреля, из Петербурга в Иркутск выехал курьер.

8

24 марта 1828 года московский мещанин Данила Васильевич Бочков прибыл вместе со своей спутницей в Лысково.

Аграфену Николаеву отправили отдыхать в девичью, а Данилу Васильевича князь Георгий Александрович велел привести в кабинет.

Князь Грузинский, иссохший, седой, с черными бровями и усами, молча взял у Бочкова письмо племянницы своей, графини Потемкиной. Прочитал. Велел Бочкову сесть, что было удивительно. Князь Георгий обычно строго, а иногда и яростно охранял расстояние между собой и простыми смертными. Не говоря уж о людях вроде Бочкова. Но тут он изменил обычаю.

Они поговорили вполголоса – недолго, минут двадцать. Потом князь велел позвать сына, князя Ивана.

Князь Иван служил в Конной гвардии. Но сейчас он был в отпуску по болезни. Подозревали у него чахотку.

Он пришел. Князь Георгий Александрович дал ему прочитать письмо и велел Бочкову повторить то, что передано было графиней Елизаветой Петровной на словах.

Когда Бочков кончил, князь Георгий Александрович сказал:

– Я в ваши шалости мешаться не намерен. Знать о них ничего не знаю и знать не хочу. Денег дам. Скупым никогда не был. Доедешь туда… скажи им от меня – Бог помощь… А что обещал княгине Катерине… Каташе… то все сделаю. Обратно поедешь – все сделаем…

Молодой князь молчал.

Бочков пробыл в Лыскове пять дней.

29 марта Бочков и Аграфена отправились дальше.

Молодой князь их провожал. Перед тем как Бочкову садиться в сани, он сказал:

– Увидишь там князя Одоевского, скажи ему, что он мне брат… Что душа моя – с ним. Что мне душно здесь и стыдно…

С князем Одоевским они служили в Конной гвардии.

О посещении этом и об отъезде узнал 30 марта титулярный советник и кавалер Путвинский. И отправил донесение непосредственно генерал-майору Волкову в Москву.

Волков обдумал донесение, сопоставил с донесением агента из дома Потемкиных и 11 апреля 1828 года отправил суммирующее донесение Бенкендорфу:

«Секретно.

Отправленные от графини Потемкиной и госпожи Муравьевой в Нерчинск здешний мещанин Данило Бочков и дворовая девка Аграфена Николаева с письмами и посылками к сосланным туда преступникам бывшему князю Трубецкому и Муравьеву (о чем я имел честь доносить Вашему превосходительству 28 числа прошедшего марта месяца докладною запискою под № 142) по выезде своем из Москвы приехали 24 марта Нижегородской губернии Макарьевского уезда в село Лысково к князю Георгию Александровичу Грузинскому (родному дяде Трубецкого и Потемкиной). И пробыв у него пять дней, снабженные им и сыном его князем Иваном Грузинским, как говорят, знатною суммою денег и письмами, отправились в дальнейший путь к Нерчинску. Уверяют люди графини Потемкиной, что Бочков на обратном пути оттуда в сентябре месяце остановится также в Лыскове и все, что будет вручено ему женою Трубецкого в Сибири, доставит в собственные руки князя Грузинского. А уж он сам или через своего нарочного перешлет по адресам в Москву и в С.-Петербург. Заключают также, что сын его князь Иван, служащий в Конной гвардии, если бы в эпоху 14-го декабря 1825 года не находился в отпуску или ремонтером, то неминуемо участвовал бы и сам в деле тех преступников».

Получив 16 апреля это послание и удостоверившись окончательно, что дело серьезное, Бенкендорф решил заблаговременно принять меры и по перехвату Бочкова на обратном пути.

18 апреля он отправил письмо генералу Бахметеву:

«Секретно.

Милостивый государь

Алексей Николаевич!

Я получил известие из Москвы, что отправленный потайным образом в Нерчинск московский мещанин Данило Бочков и дворовая девка Аграфена Николаева с письмами и посылками к государственным преступникам Трубецкому и Муравьеву приехали 24 марта Нижегородской губернии в село Лысково к князю Георгию Александровичу Грузинскому и, пробыв у него пять дней, были снабжены от него и сына его князя Ивана, как уверяют, значащею суммою денег и письмами и отправлены далее к Нерчинску. Говорят, что Бочков на обратном пути в сентябре месяце остановится также в Лыскове и все, что ему будет вручено женою Трубецкого в Сибири, доставит в собственные руки князя Грузинского, который уже сам или через нарочного перешлет доставленное в С.-Петербург и Москву.

Вследствие сего я покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство обратить особое Ваше внимание на сие обстоятельство и собрать ближайшие сведения о справедливости сих известий, приказать принять надлежащие меры к приостановлению мещанина Бочкова, если оный точно на обратном пути будет следовать в село Лысково, и отобрать у него все письма, кои при нем найти можно».

Генерал от инфантерии Бахметев без особого труда прочитал в этом письме несомненный упрек.

У него под боком – в Лыскове, – у его родственников, останавливается, как и в 1826 году, человек, нарушающий законы, везущий тайные письма государственным преступникам, а шеф корпуса жандармов узнает об этом из Москвы, но отнюдь не от нижегородского генерал-губернатора, и вынужден подсказывать ему, генерал-губернатору, решения, которые тот сам должен был принять.

Больше всего Бахметева раздражила осведомленность Бенкендорфа о том, что делается в Лыскове. Это означало, что в Нижнем Новгороде есть тайные агенты, о которых он не подозревает. И есть они в самом Лыскове. И князь Георгий об этом