Каирская трилогия - Нагиб Махфуз

— Нет, он не лжёт. Ни один здравомыслящий человек не станет обвинять его во лжи, разве вы не понимаете, что придумать подобную историю в его возрасте просто невозможно?!..

Мать грустно спросила:

— И как мне поверить в это?!

Фахми, будто разговаривая сам с собой, сказал:

— Да, как можно ему верить?!.. — затем резким тоном. — Но это случилось… случилось..!

Последнее его слово ранило, словно кинжал, настолько оно огорчило мать. Фахми словно намеренно повторно нанёс этот удар. И правда, всякие житейские дела отвлекли его от Мариам, и он вспоминал её лишь где-то на обочине своих мечтаний. Но удар, поразивший мать, проник в неё из сердца сына. Он и сам был сбит с ног…, растерян…, ошеломлён… Не знал, забыть ли о ней или нет, любить её или ненавидеть, приходить в бешенство из-за поруганной чести или из-за ревности?… Она была для него как засохший листок дерева, сорванный ветром и упавший на землю…

— Как мне поверить в это?! Когда-то давно я был уверен в Мариам также, как и в Хадидже или в Аише. Её мать достойная женщина, отец её — да смилостивится над ним Аллах — был одним из благороднейших людей… Старинные соседи…, отличные люди…

Ясин, который всё это время, казалось, был погружён в собственные мысли, не без иронии сказал:

— Чему вы удивляетесь?… С давних пор Аллах создаёт и праведников, и подлецов.

Амина в знак протеста, словно отказываясь до сих пор верить, что её все эти годы вводили в заблуждение, сказала:

— Аллах свидетель, что я никогда не замечала ничего плохого в ней…

Ясин предостерегающе заметил:

— Да и никто из нас тоже, даже Хадиджа, великая придира, и та поддалась на её обман. Она сумела обмануть даже более понятливых, чем мы с вами!

Фахми, страдая от боли, закричал:

— Откуда мне знать сокровенное?! Такое трудно себе представить.

Он был вне себя от гнева на Ясина и ненавидел всё человечество: и англичан, и египтян в равной степени… мужчин и женщин, особенно женщин, задыхался… и спешил скрыться из виду, чтобы в одиночестве испустить вздох облегчения, хотя не покинул своего места, словно был к нему намертво привязан…

Ясин обратился к Камалю с вопросом:

— Когда она заметила тебя?

— Когда Джулиан обернулся ко мне…

— А затем убежала от окна?

— Да…

— А видела ли она, что ты её заметил?

— Наши взгляды на миг встретились…

Ясин язвительно заметил:

— Бедняжка!.. Она, несомненно, сейчас представляет себе это наше собрание и наш разговор!

— Англичанин!

Это Фахми вдруг вскрикнул и стукнул рукой об руку:

— И дочь господина Мухаммада Ридвана!..

Амина, испустив глубокий вздох, удивлённо встряхнула головой…

Ясин же задумчиво сказал:

— Ухаживание англичанина для такой девушки, как она, это уже серьёзно, и подобную распущенность нельзя демонстрировать вот так сразу…

Фахми спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что до этого должны быть и другие пороки!

Амина умоляюще попросила:

— Заклинаю вас, перестаньте говорить об этом…

Но Ясин продолжал говорить, словно и не слышал её просьбы:

— Мариам — дочь дамы, которая хорошо владеет искусством выставлять напоказ свою красоту, и вы все: вы, Хадиджа и Аиша тому свидетельницы..!

Амина с упрёком в голосе закричала:

— Ясин!..

Ясин, как будто хотел взять обратно свои слова, сказал:

— Я хочу сказать, что мы — семья, которая живёт взаперти, и не знает ничего о том, что творится вокруг, и самое большее, что мы можем сделать — это представить, что все люди — такие же, как мы. Мариам долгие годы общалась с нами, но мы так и не узнали её по сути, пока кто-то, стремящийся узнавать правду, не раскрыл нам на неё глаза!..

И с этими словами он весело похлопал Камаля по голове, но Амина с жаром снова принялась упрашивать его:

— Заклинаю вас Аллахом, поменяйте тему разговора…

Ясин улыбнулся и не сказал ни слова. Установилось молчание. Фахми не смог больше оставаться рядом с ними, и поддался внутреннему голосу, который призывал его найти повод, чтобы сбежать оттуда подальше от их глаз и ушей, туда, где он сможет остаться наедине с собой, и повторить всё, что услышал от «а» до «я», слово за словом, фразу за фразой, предложение за предложением, чтобы понять и разобраться, а затем посмотреть, где же его место во всём этом…

65

Уже было за полночь, когда господин Ахмад Абд аль-Джавад покинул дом матери Мариам, покрытый темнотой заблокированного солдатами переулка. Весь квартал в первую четверть ночи выглядел таким же, как и вчера, с тех пор, как там обосновался английский военный лагерь, был погружён в сон и укутан мраком. Ни кофейни, где бы тлился огонёк, ни торговца, оглядывающего взором улицу, ни лавки, что не закрывается на ночь, ни медленно бредущего прохожего. Не было в нём ни одного признака жизни или света, разве что в английском лагере. И хотя никто из солдат не преграждал ему путь, всякий раз, когда он по дороге к дому приближался к лагерю, его пронзало ощущение тревоги и какого-то недоброго предчувствия, особенно в момент возвращения поздно ночью усталым и вялым, когда он мог думать только о том, как бы поскорее дойти целым и невредимым. Он свернул на дорогу в сторону Ан-Нахасин, затем пошёл направо к своему дому, украдкой глядя на стражников, пока не приблизился к самому опасному месту на пути…, туда, где в лагере горел свет, освещая