Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов

север и вместе с будущим академиком Н. Я. Озерецковским всесторонне исследовать Северный Урал и Белое поморье. Отправка И. И. Лепехина на север, по-видимому, была единственным способом разрешения конфликта между ним и П. С. Палласом. С самого начала Оренбургской экспедиции между И. И. Лепехиным и П. С. Палласом возникли трения, переросшие к концу экспедиции в открытый конфликт. Разногласия между учеными касались разграничения районов исследовательских работ и первенства в их научном описании. Получив осенью 1769 года замечание от Академии наук за «вторжение» на территорию П. С. Палласа, И. И. Лепехин старался в дальнейшем держаться подальше от своего коллеги. В 1770 году оба ученых должны были встретиться в конечном пункте их экспедиции – Тобольске. (Заметим, что в 1733 году из Тобольска начала свой путь Великая северная экспедиция279. Таким образом, столицу Сибирской губернии можно считать ключевым пунктом российских академических экспедиций XVIII века, их связующим звеном.) Не желая встречаться с П. С. Палласом, вместо Тобольска И. И. Лепехин поехал в Екатеринбург, откуда сообщил в Академию наук: «Я решил осмотреть оставшийся клочок между Екатеринбургом и Тюменем, где я свободен буду от всяких присвоительных прав, а на будущий год, удалясь к северу, очищу путь к свободному всякого предприятию»280. В ноябре 1770 года И. И. Лепехин послал в Академию следующий план своего путешествия на 1771 год:

Достигнув почти назначенных от Императорской Академии наук пределов, остается расположить возвратный путь. Сравнивая места для осмотру в Сибире и возвратный оттудова путь г-на профессора Палласа, осмотренную часть Казанской губернии, также предписанное к путешествию время, за необходимость почитаю податься в Север и расположить езду мою следующим образом:

1) Как скоро наступит весеннее и к продолжению пути удобное время, из Тюмени отправлюся вверх по Туре чрез Туринск до Верхотурья, где буду стараться собирать весенние травы по хребтах подошедшего к сим местам Урала, дабы в уральской флоре, которую я совершить предпринял, не было недостатку.

2) Из Верхотурья перееду к Соликамской, от оной в Кай-городок, из Кай-городка буду продолжать мое путешествие на Устюг Великий, из которого по реке Двине доеду до города Архангельского и в оном перезимую.

3) Но, чтобы дать дело части из подчиненных мне людей, в генваре месяце будущего 771 году отправлю вперед к городу Архангельскому студента Николая Озерецковского, чучельника Федотьева и стрелка для собрания натуральных вещей около города Архангельского. 1772 год, как остальное время моего путешествия, употреблю на сведение продуктов Белого моря и в оном же году возвращуся в Санкт-Петербург281.

Следует заметить, что со времен Великой северной экспедиции ученым предписывалось возвращаться в Санкт-Петербург теми местами, где они еще не были или «в бытность свою довольного времени не имели»282. Предложенный И. И. Лепехиным план «возвратного пути» позволял ему избежать посещения мест, уже прежде него осмотренных и описанных П. С. Палласом. Во многом поэтому предложения И. И. Лепехина, представлявшие собой, по существу, план отдельной, ранее отвергнутой Академией Северной экспедиции, были утверждены, а их автор 8 апреля 1771 года был единогласно избран академиком283, что способствовало повышению статуса Северной экспедиции. Точно так же как И. И. Лепехин отправил на архангельский Север из своего отряда студента Н. Я. Озерецковского, П. С. Паллас, не желая отставать от своего коллеги в деле изучения «приполярных стран», отправил из своего отряда студента В. Ф. Зуева на Нижнюю Обь, к «Ледяному морю». Северные экспедиции И. И. Лепехина, Н. Я. Озерецковского и В. Ф. Зуева стали частью масштабной камералистской инвентаризации Российской империи. И. И. Лепехин внес существенные уточнения в карты «Мезенского и Пустозерского уездов с близлежащими островами и уездами», «Российской Лапландии» и «мест между городом Архангельском и Санкт-Петербургом»284. В. Ф. Зуев выявил значительные неточности в картах Обского Севера. «Если бы маршрут Зуева был изучен со вниманием и нанесен на карту непосредственно после появления в свет Палласова путешествия, – писал П. П. Семенов-Тян-Шанский 125 лет спустя, – то карты начала XIX века уже не представляли бы таких резких погрешностей, какие имелись на всех картах этой части Сибири до 1828 года»285. Образцом для собственных натуралистических наблюдений и источником вдохновения И. И. Лепехину служило составленное его учителем С. П. Крашенинниковым «Описание земли Камчатки»286. Вместе с Н. Я. Озерецковским И. И. Лепехин провел геолого-разведочные работы на Полярном Урале, подробно описал сельское хозяйство и промыслы Белого поморья, собрал богатейшие зоологические и ботанические коллекции, а также материалы по истории, народной медицине и фольклору. И. И. Лепехин высоко оценил результаты самостоятельной поездки Н. Я. Озерецковского на Мурманский берег Кольского полуострова. В своем отчете академик сообщил, что «рачением студента Озерецковского собрано немало приморских птиц и рыб, также и разных родов морских животных и растений, сверх того, ничего им не упущено, что по предписанию моему от него требовать было можно, как то: описание Кольской страны, образ жития и нравы живущих между Архангельском и Колою»287. Важно заметить, что жители Белого поморья не остались безучастными к академическим исследованиям их края. Местные власти, начиная с губернатора генерал-майора Е. А. Головцына, оказывали И. И. Лепехину и Н. Я. Озерецковскому всяческое содействие, что было нетипично для практики академических экспедиций того времени. Гораздо чаще губернаторские и уездные власти откровенно саботировали просьбы ученых путешественников. Под влиянием исследовательской деятельности И. И. Лепехина некоторые местные жители начали собирать географические и исторические сведения об Архангельской губернии. В частности, А. И. Фомин и В. В. Крестинин написали ряд ценных статей, опубликованных в различных изданиях, и были впоследствии избраны корреспондентами Академии. Таким образом научные экспедиции из имперского центра стимулировали развитие местных краеведческих сообществ и формирование научных сетей288.

Карта маршрутов И. И. Лепехина в 1768–1773 годах. Источник: Фрадкин Н. Г. Академик И. И. Лепехин и его путешествия по России в 1768–1773 гг. М.: Государственное издательство географической литературы, 1953. Редакторы карты – В. В. Осокин, В. Г. Петухов

В «Дневных записках» путешествий И. И. Лепехина и Н. Я. Озерецковского по Российскому северу часто упоминались «тяжелая зимняя стужа» и «угрюмый вид окрестностей», но при этом ученные неизменно подчеркивали, что северные земли лишь на первый, поверхностный взгляд «полны унынием», тогда как пронзающий недра – благодаря передовому научному знанию – государственный взгляд обязательно обнаружит здесь несметные богатства или, по крайней мере, убедительные свидетельства их наличия. В частности, И. И. Лепехин и Н. Я. Озерецковский ссылались на открытия местными жителями нефти (на Печоре), залежей серебряных (на острове Медвежий и на Новой Земле), медных (на Северном Урале) и шиферных (на Мезени) руд. Шифером тогда назывались глинистые сланцы. Они, как замечал И. И. Лепехин, указывали на присутствие «скрытого в земных недрах каменного уголья, весьма полезного в гражданском общежитии»289. На Северном Урале И. И. Лепехин впервые занес в свой дневник мысль, которую потом неоднократно повторял: «Сколь много от истины удаляются те, которые утверждают, что северные страны к рождению металлов неудобны»290. Если находки полезных ископаемых требовали дальнейших изысканий и не всегда