Годунов. Трагедии Смутного времени - Александр Николаевич Бубенников

И на том на всем, что в сей записи написано, яз, царь и великий князь Василий Иванович всея Русии, целую крест всем православным християнам, что мне, их жалуя, судити истинным праведным судом и без вины ни на кого опалы своея не класти, и недругам никому в неправде не подавати, и от всякого насильства оберегати».

В этом документе подчеркнуто происхождение Шуйского аж от «бывшего от кесаря римского», но куда важнее другое. Он обязуется никого не казнить без суда и не отбирать имущество у жен и детей преступников. Надо сразу сказать, что это ему не помогло. Василий Иванович правил недолго.

В 6 часов утра 19 мая на Красной площади собралась великая толпа – духовенство, бояре, дворяне, купцы, ремесленники, голь перекатная – для всенародного определения патриарха вместо свергнутого грека Игнатия. Он должен будет встать во главе временного правления страны, организовать и провести выборы царя.

И вдруг сотни, тысячи людей разом закричали, что государь куда важнее патриарха.

– Хотим на престол Василия Ивановича Шуйского!

– Не надо нам никаких советов по выборам царя!

– Где Москва царя Шуйского, там и все Русское государство!

– Шуйский – ревнитель православной веры!

– Патриарха царь Шуйский определит!

Таким вот образом князь Василий Иванович Шуйский и стал великим государем. Он был избран даже не всеми московскими горожанами, а только своими сторонниками, которые лихо драли глотки на Красной площади.

Шуйский был торжественно введен в Успенский собор, где митрополит Пафнутий, очевидно, по согласованию с Филаретом, нарек его на царство Московское. После благословения была оглашена та самая крестоцеловальная запись. Многих жителей столицы поразило деление власти царя «з бояры своими». Народ говорил, что прежде в Московском государстве такого не было.

Митрополит Пафнутий отслужил торжественный молебен, и князь Шуйский стал официально считаться царем. В народе же он получил презрительное прозвище «полуцарь» за разделение власти с боярами и за откровенную ложь в грамотах, выпущенных им. В одной из них он пугал людей страшилкой про самозванца, намеревавшегося будто бы перебить всех бояр, а народ перевести в латинскую веру. В другой заявил, что его возвел на трон освященный собор.

После восшествия Шуйского на престол репрессий не последовало, если не считать почетных ссылок самых рьяных сторонников самозванца с понижением их социального статуса. Князь Мосальский был отправлен воеводой в Корелу, Богдан Бельский – в Казань, заместителем боярина Морозова. Думный дьяк Афанасий Власьев поехал из Москвы в далекую Уфу. Михаила Салтыкова по прозвищу Кривой Шуйский сперва выслал в Ивангород, но вскоре назначил его воеводой в крепости Орешек.

Своеобразно разделался «полуцарь» Василий Шуйский с Михаилом Молчановым. Он прознал, что Молчанов при дворе Лжедмитрия занимался чернокнижием, и по подсказке бояр распорядился бить его кнутом. За этой экзекуцией наблюдали многие родители и родственники девиц, опозоренных им и Лжедмитрием, насильно схваченных на улицах для плотских утех в царском дворце, в том числе и дьяк Карпов. Молчанова можно было бы заточить в темнице, но Шуйский по совету боярина Ивана Романова не стал этого делать. Любимец самозванца, спина которого была основательно исполосована кнутом, с несколькими своими сторонниками тайно ушел за границу.

Московское царство не могло существовать при пустующем патриаршем престоле, да и лукавому хитромудрому государю срочно понадобился свой человек на этом более чем важном месте. Можно было бы вернуть в Москву из Старицкого монастыря опального Иова, как хотело большинство духовенства, но против этой кандидатуры тайно выступил сам Шуйский. Он желал провести на должность первосвященника митрополита Коломенского Пафнутия либо Казанского – Гермогена.

Многие бояре, недовольные Шуйским, и ряд церковных иерархов неожиданно захотели возвести в высший духовный сан митрополита Ростовского Филарета. Почему-то многих из них не удивляло и не смущало то обстоятельство, что всего лишь год назад он был простым монахом во второстепенной обители, да и в делах религиозных ничем и никак себя не проявил. «Полуцарь» был неприятно поражен значительным давлением бояр и духовенства, во главе которых стоял брат Филарета Иван Романов по прозвищу Каша.

Шуйскому пришлось признать свое поражение в этом деле и уступить. Филарет был всенародно объявлен патриархом. Однако церемонию его возведения в сан новый государь сумел отложить. Ради этого он придумал хитроумную комбинацию – предложил перенести останки царевича Дмитрия из Углича в Москву и канонизировать его. Заняться этим новый самодержец поручил Филарету. Ясное дело, у гроба трагически погибшего ребенка непременно произойдут великие чудеса. Церковь объявит царевича святым. Рядом с его мощами сразу же будут проведены официальное венчание на царство Шуйского и возведение Филарета на патриарший престол.

А еще «полуцарю» почему-то захотелось призвать к покаянию народ московский за убийство несчастного отрока, царя Федора Борисовича Годунова и его матери царицы Марии Григорьевны. Шуйский решил с почетом перезахоронить семью Годуновых в Троице-Сергиевой лавре, в родовом склепе.

Зачем это ему понадобилось? Он хотел как-то изменить впечатление москвичей от худых дел, творящихся в столице, обратиться непосредственно к душе народа. Ведь ни в чем не повинный шестнадцатилетний царь Федор Годунов погиб через месяц с небольшим после своего восшествия на престол. Раньше русские далекие области верили Москве, беспрекословно признавали каждое слово, прозвучавшее в столице из уст думных дьяков, бояр, тем более с престола.

А тут череда трагедий и потрясений. Юный царь Федор убит через чародейство Лжедмитрия. Жители столицы должны признаться в том, что самозванец прельстил их бесовским помрачением. Как тут не покаяться народу вместе со своим новым правителем?

А ведь это был только разгар Смуты. Такой пожар нельзя было погасить престольным и народным покаянием.

За гробами несчастного семейства Годуновых ехала в закрытой карете инокиня Ксения. Она проклинала и Лжедмитрия, сделавшего ее наложницей, и знать, предавшую ее отца Бориса и брата Федора, сведшую всю их семью в могилу, бросившую в преисподнюю. Ей предстояло еще много пережить в пожаре Смуты, на ее излете увидеть зарождение новой династии, избрание Михаила Романова царем и умереть безвестной монахиней в 1622 году.

Глава 7

Шуйский устроил пышное перезахоронение останков семейства Годунова, а потом отправил в Углич комиссию под руководством митрополита Филарета, который якобы скоро должен был стать патриархом. Побуждением к этому было явное желание Шуйского подтвердить сам факт гибели царевича Дмитрия, избавиться от появления новых самозванцев, называющих себя этим именем.

Сам он сформулировал это так: «Уста лгущие заградить и очи неверующие ослепить глаголющим, яко живой избеже (царевич) от убийственных дланей».

Таким образом,