Сенека. Наставник императора - Анатолий Гаврилович Ильяхов

class="p1">Вместе с паломниками Луций посетил культовое для всех египтян святилище в Абидосе, центре поклонения матери богов Изиде. Она же сестра и супруга Озириса, царя загробного мира и судьи душ усопших. Храм поражал человека, входящего под своды, огромными размерами и мощными колоннами. Но статуя богини римлянина сильно удивила «нечеловеческим образом» – гигантской фигурой самки гиппопотама: из широко разинутой пасти выглядывали страшные клыки; при этом у неё, как у беременной, выделялись огромный живот и грудь с отвисшими сосками.

В Абидосе Луций узнал, что почитатели культа Изиды массово прибывают сюда на ежегодные мистерии в честь «Воскресения Озириса»; посвящённые «вкушают плоть и кровь бога возрождения». В священную ночь египтяне в своих домах зажигают множество светильников, а жрецы возносят молитвы: «Как жив Озирис, жив и он; как не умер Озирис, так не умер и он, как неуничтожаем Озирис, так неуничтожаем и он».

Так живые направляли души умерших родственников на единение с богом, веря в то, что, «став Озирисом», они воскреснут.

За Абидосом корабль проследовал в Фивы. Несмотря на огромные толпы паломников, Луцию удалось посетить действующие храмы. В дневнике появилась восторженная запись: «О том, что я увидел и услышал, не имею сил ничего описывать. Мои слова не выразят и тысячной доли того, что следует сказать. И я скажу, что боги направляли руку создателей храма с золотыми колоннами, чтобы у них получилось то Чудо, какое в Фивах в таком состоянии находится сегодня после множества веков…»

Хайремон не разделил его восторга:

– У создателя Чуда есть имя – зодчий Инени, которому разрешили запечатлеть на стене храма Амона слова: «Я искал то, что полезно, и воздвигнул храм по линии солнечного восхода. Вспыхивает заря, и рождается новый бог – Солнце, побеждающий силы мрака в подземном царстве. Это были работы, подобных которым не производилось со времени предков. Что было мне суждено сотворить, велико!»

* * *

За день до того, как оставить Фивы, Атгалий заглянул под навес, где отдыхал молодой римлянин.

– Мне надобно просить тебя об одолжении, – произнёс он с озабоченным видом – Хотя нет! Не просить, а поручить одно важное дело, поскольку это поручение Тиберия.

Луций с удивлением выслушал Атгалия. Оказывается, год назад из Египта в администрацию Тиберия поступил донос от сборщика налогов, египтянина. По его словам, в местной общине ессеев незаконно прячут свиток неизвестного содержания.

Луций в недоумении приподнял брови:

– Если текст неизвестного содержания, в чём преступление ессеев?

– В отличие от обычных папирусов, свиток, о котором идёт речь, почему-то исполнен из меди. Не могу представить, как можно получить из твёрдого куска тончайший лист, тем более, как я узнал, длиной в шесть локтей! Затея не под силу мастеру ковки! И, главное, кому это понадобилось и для каких целей? Вывод один – свиток особенный, и текст в нём должен быть особенный. По словам доносчика, он заметил таинственные значки, обозначавшие, наверное, место с зарытыми сокровищами. Если ессеи до сих пор это не признали, они, получается, скрывают от императора нечто важное. Рим расценивает это как преступление.

– Уважаемый Атгалий! Не понимаю, какое я имею отношение к этому событию?

– Не вздумай возражать, Луций! Иудейские священники жаловались римскому императору, будто после изгнания ессеев из Иерусалима исчезла часть сокровищ царя Соломона огромной ценности, хранившихся в Главном Храме. Выведай у этих ессеев тайну свитка. Понадобится – отберёшь именем императора Тиберия.

Луций не сразу сообразил, как отреагировать. Подумал немного и наконец не очень уверенно ответил:

– Мне будет занятно встретиться с ессеями. Кое-что слышал о них. Но как заставить их признаться в сокрытии свитка, если ты говоришь, что он указывает на тайники с иудейскими сокровищами? И кто в Риме прочитает загадочные знаки?

Атгалий расхохотался.

– О чём говоришь, Луций? Иудея, как и Египет, – римская провинция, и всё, что хранится на её территории, принадлежит императору!

Убедившись, что Луций не упорствует, Атгалий уточнил задание:

– Ессеи не желают видеть иноверцев на своей земле. Ведут себя крайне странно. Нелишним будет узнать, чем занимается община. Рим интересуется, не представляют ли они угрозу императорской власти.

– Думаю, для беспокойства нет повода. Их общины находятся в Александрии и ещё в нескольких местах Египта, а единственное, что их заботит, – это чтобы им не мешали молиться своему богу.

– Но если ессеи верят в одного бога, выходит, не проявляют уважение к императору! – возмутился Атгалий. – Население римских провинций в каждодневных молитвах обязано упоминать имя Тиберия прежде своих богов! Луций не соглашался:

– И всё равно непозволительно объявлять преступниками людей за то, что они молятся своим богам!

– Замечательно! – Атгалий, похоже, ухватился за эту мысль. – На месте и определишься, как относиться к египетским ессеям! За два дня справишься? Проводника я тебе уже нашёл.

 * * *

Атгалий нанял немолодого, но ещё бойкого фивянина, знакомого с дорогой в поселение ессеев. Путь предстоял не ближний, но и не далёкий. Луций удивился цене, за которую проводник согласился сопровождать его до места и обратно, – два кувшина пива. Бадру сразу пояснил, что это обычное дело для любых переговоров об услугах. Египтяне употребляют пиво ежедневно, в больших количествах и охотно. Часто объяснение одно – бытовая необходимость в условиях не пригодной для питья воды. Но есть и другой повод: среди многочисленных богов, богинь и божеств египтяне остерегаются львиноголовой Сехмет, олицетворяющей необузданную ярость, войну, палящее солнце и месть. По этой причине египтянам приходится усмирять её характер особенным пивом, естественно, красного цвета.

Преимуществом нанятого проводника послужило редкое для фивянина обстоятельство – он немного говорил по-гречески. Объяснил, что в молодости приходилось разгружать греческие торговые суда. Этот человек производил впечатление честного и надёжного, и всё же для охраны Луция, на всякий случай, начальник экспедиции отпустил двоих рабочих, крепких на вид египтян, вооружённых дубинками.

Из Фив выдвинулись поутру, чтобы до полудня пройти подальше, а там пересидеть в тени. Проводник привычно передвигался пешком, ведя за собой верблюда на привязи, которого оседлал Луций. Босые охранники замыкали шествие. Римлянин, качаясь в твёрдом седле, улыбнулся, вспомнив поучение проводника:

– Не вздумай кричать на верблюда, не бей его. Он сильно обидится, сбросит тебя на землю и далеко убежит. Ты будешь спокоен – он будет спокоен, подумает, ты ему друг, и довезёт до места.

Дорог в пустыне не существовало, но проводник каким-то образом их определял. Шёл уверенно. Верблюд, наверное, догадывался, что седок ему друг, вёл достойно, агрессии к нему не проявлял. Луцию приходилось только поглядывать по сторонам и получать удовольствие от неожиданной поездки.

Вокруг повисла тишина, иногда