Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков

Россия фактически предала интересы «Сердечного Согласия» и ведет с лютым врагом сепаратные переговоры в Брест-Литовске. Это возмутительно, – прокричал он Ленину, – я плюю Вам в лицо!

После этого Сполайкович неожиданно замолчал и сел на место. Все замерли от удивления и ужаса. Ленин выдержал паузу, подошел к стулу, присел и, неторопливо обведя взглядом гостей, произнес.

– Знаете, господа, я предпочитаю такой язык дипломатическому, посланник, по меньшей мере, говорит то, что думает.

Повисла неловкая пауза.

– Господа, – продолжил Ленин, – я полагаю, что мы обменялись мнениями, и теперь я должен посоветоваться с членами Совнаркома. Я вас более не задерживаю.

Дипломаты потянулись к выходу. Они не понимали, добились чего-либо или нет. Некоторым казалось, что Сполайкович своей невоздержанной речью все испортил. Другие хвалили серба за искренность и напор.

Поверенный в делах Великобритании Линдлей также размышлял по этому поводу. Только у него впоследствии хватило смелости изложить этот эпизод в своих мемуарах.

Остальные участники событий стали «тянуть одеяло на себя»: французы утверждали, что это они убедили Ленина отпустить румынского посланника. Френсис говорил о своей роли в этом необычном деле, результат которого обрадовал правительство за океаном.

На следующий день после этой памятной встречи Диаманди и его штат были освобождены. Еще через некоторое время им приказали немедленно покинуть территорию Советской России. Говорят, что в Финляндии во время перехода в нейтральную Швецию румынский посланник едва не погиб, а сопровождающие его солдаты-большевики, несмотря на охранную грамоту, были расстреляны белыми финнами генерала Маннергейма.

Дело Диаманди вошло в анналы истории как прецедент, когда для решения вопроса по существу были нарушены условия дипломатической неприкосновенности – краеугольного камня для работы любого дипломатического учреждения.

Тогда же, в начале 1918 года, об этом событии быстро забыли. Дипломатов более интересовали другие вопросы: переговоры в Брест-Литовске, грядущий созыв Учредительного собрания, отношении новой власти к собственности, российской и иностранной, и, конечно, поиски оппозиции большевикам и контакты с ней.

Никто из представителей Антанты и даже нейтральных стран не допускал мысли об установлении дипломатических отношений с большевиками. Инструкции от правительств прямо запрещали это делать. Однако необходимость решать какие-то вопросы с Советской властью становилась чуть ли не ежедневной задачей. И ее надо было как-то решать.

Тогда и были придуманы схемы общения, нашлись специальные люди, для которых контакты с большевиками не являлись нарушением инструкций и собственных принципов. На службу дипломатии была призвана целая когорта политических авантюристов из разных стран, не имевших официальных полномочий, но осуществлявших реальную работу по взаимодействию с большевиками. Их было немало, но история отметила с большой буквы только несколько имен: американцев Джона Рида, Риса Вильямса, полковника Раймонда Роббинса, англичан Брюса Локкарта и Артура Рэнсома, французов Жака Садуля, Пьера Паскаля, Рене Маршана. Все они, каждый в свое время, могли бы отнести к себе высказывание персонажа пьесы Шиллера «мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Появление этих «мавров» на дипломатической арене стало возможным в период кризиса отношений между Старым Светом и Советской властью, кадровые дипломаты, особенно после истории с Диаманди, оказались не у дел, и на время международную политику стали определять люди без каких-либо государственных полномочий.

– Господин полковник, – пенял Френсис главе Американского Красного Креста Раймонду Робинсу, – несмотря на Ваши неоценимые услуги для общего дела, следует заметить, что Вы превышаете свои полномочия.

– Я создаю новую политику, – возмущался полковник, – его «индейские» черты лица подчеркивали надменность в взгляде, – я могу сегодня сделать больше, чем все американцы в России вместе взятые, я вижу необходимость признать большевистскую Россию «de facto» и говорить с ними на равных, но мне не хватает полномочий.

– Государственный департамент и президент против этого, – возразил Френсис. – Вы пользуетесь известной свободой только в силу общественного характера своей работы. Вы не связаны напрямую с официальной властью.

– А если бы я был связан, – не унимался Роббинс, – дела пошли бы куда быстрее. Мне жаль, что этого кое-кто не понимает и посты в генеральном консульстве занимают люди, не соответствующие требованиям момента.

Френсис смолчал, он понимал, что Роббинс нападает на Генерального консула в Москве Мэддина Саммерса и как минимум видит себя на его месте. Он хотел бы заткнуть ему рот, этому выскочке, привыкшему со времен золотодобычи на Аляске решать вопросы наглостью и нахрапом, но не мог. Роббинс был единственным каналом для неофициальных сношений с большевиками и все выходки его приходилось терпеть.

– Армор, подготовьте мне донесения для ознакомления, – скомандовал он первому секретарю, – а Вас, дорогой полковник, я прошу быть сдержаннее, иначе Вы никогда не достигните высот на государственной службе. Примите это за добрый совет.

В скандале с посланником Диаманди страны Антанты выступили вместе последний раз. Но уже тогда между ними были непреодолимые противоречия. Великие державы Европы не желали признавать даже формальное главенство американского посла, считая, что их мнение в политических вопросах единственно правильное. Это был первый шаг к расколу дипломатического «Согласия».

Глава 9

«Да здравствует Учредительное собрание!» В 1917 году этот лозунг был самым важным во всей политической жизни России. Выборов ждали, к ним готовились. Неслучайно же правительство называлось «временное». Оно и было временным, до того момента, пока власть не перейдет к законно избранным депутатам Всероссийского Учредительного собрания, самым лучшим людям страны, получившим мандат на управление государством на основе демократических выборов.

Правда, когда граждане пришли выбирать будущих вершителей судеб России, Временное правительство уже ушло в небытие, а большевики, осуществив в конце октября переворот, управляли страной через Советы различных уровней.

«Вся власть Советам» – второй главный лозунг 1917 года. Он тоже демократический, ведь в Советах рабочих, крестьянских и солдатских депутатов заседают представители огромного большинства граждан страны. Буржуазии в этом органе власти нет. Ее вообще не будет в обозримом будущем. Так говорят вожди большевиков, товарищи Ленин и Троцкий. Последний сейчас в городе Брест-Литовске, ведет сложнейшие переговоры с немцами о заключении мира на пролетарских условиях.

Легко сказать – ведет переговоры. Пытается договориться с минимальными для страны издержками. Но это нелегко. Немцы оккупировали огромные территории бывшей империи. У новой власти нет армии, целые полки, проведя демократические выборы и выдвинув из числа солдат новых командиров штурмуют составы и отправляются по домам. Немцы знают это и еще многое другое, о чем граждане России только догадываются, пересказывая друг другу сведения о каких-то немецких деньгах.

Девять месяцев назад вождь большевиков Ленин в компании нескольких десятков профессиональных революционеров в опломбированном вагоне проехал через Германию, чтобы, вернувшись в Россию, осуществить пролетарскую революцию. До этого он двое суток находился в