Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков

– Ну что, господа, как и следовало ожидать, «говорильня» бесславно закончилась, – торжествующе сказал артиллерийский поручик, открывая бутылку отменного французского вина. Когда в декабре солдаты массово грабили винные склады, он почти задаром приобрел у одного спекулянта десять дюжин марочного напитка и теперь спешил отпраздновать по его мнению победу над говорунами и слюнтяями.

– Чему вы радуетесь, – спросил его Смыслов, – это поражение русской демократии.

– Именно этому и радуюсь, подпоручик. Вы еще слишком неопытны, чтобы понять, что в России никакая форма демократии не возможна. Все это закончится пустыми разговорами. Мы, военные, люди дела и прекрасно понимаем вред прекраснодушных рассуждений. Выпейте лучше за погибель демократии, и да здравствует возвращение к монархии.

Смыслов, которому в университете прививали либеральные взгляды, пытался возражать.

– Вспомните примеры античности, – сказал он артиллерийскому поручику. «Salus popula est suprema lex[8].

– И кто же вам сказал, что благо народа это демократия?

– Пример древних обществ, где власть принадлежала выборным лицам, осуществлявшим волю народа.

– И чем все закончилось? А я вам скажу, – артиллерийский поручик налил еще вина. – Все закончилось узурпацией власти. Все без исключения демократии пали, и на их месте возникли империи: Рим, Византия, Русское государство в конце концов. Пока в России была демократия, страна изнывала от междоусобной борьбы, когда Иван Грозный подавил последние очаги сопротивления, установился порядок.

– Почему же тогда потомки были ему так неблагодарны, что-то я не припомню, где находится первый русский царь на памятнике «Тысячелетию России» в Новгороде.

– Это происки тайных обществ. Безусловно, царь Иван должен был занять свое место в композиции памятника, по крайней мере, как правитель, при котором территория государства увеличилась в несколько раз. По сути своей именно он – наш первый император.

– Из курса истории однозначно вытекает, что это Петр Великий, – съязвил Смыслов, – есть и законодательное оформление.

– Формально да, но Россия фактически стала империей после взятия Казани и Астрахани. Это были не просто территории, государства со своими правителями, политикой и если хотите традициями, а присоединение несметных сибирских территорий, населенных многочисленными инородцами, только закрепило это положение.

– В таком случае Польшу до знаменитых разделов также следует считать империей, – в разговор вступил капитан с польской фамилией.

– Безусловно, поскольку кроме коронных земель там были и территории с непольским населением. Малороссия под властью Польши – это типично имперское образование, другой народ, вера, культура. Вы, поляки, осуществляли на территориях нынешней Украины жестокий колониальный гнет, и только отделение этих земель в процессе разделов Польши спасло местное население от полной ассимиляции.

– Зато потом вы, русские, ассимилировали саму Польшу.

– Ни в коем разе, у вас была автономия.

– У нас были восстания против царя, и все их русские потопили в крови.

– Тем не менее поляки вошли в русское общество. Вот вы, – обратился поручик к поляку, – русский офицер, служили в гвардейском полку, делали карьеру в империи.

– Я всегда мечтал служить Польше. Кончится война, Польша воспрянет в своих исторических границах «от моря до моря», и я вернусь на службу моей Родине.

– Зачем же Вы здесь в сообществе лиц, большинство из которых поддерживает возвращение монархии? – недоуменно спросил поляка Смыслов.

– Я против мировой революции, а большевики хотят именно ее, значит я против большевиков и поэтому союзен вашему обществу.

– Господа, свежая газета, – в собрание вошел еще один офицер, – шестого января убиты Шингарев и Кокошкин, прямо на больничной койке в охраняемом госпитале. Анархисты повсюду творят свои расправы и плевать хотели на любое подобие власти, включая большевистскую.

– Покойные были в числе лиц, которых солдатня особенно ненавидит. Шингарев – министр Временного правительства, Кокошкин – видный кадет. Что говорить, ведь не пощадили даже старика Горемыкина, которого нашли и убили в кавказском городишке Сочи. Ну ладно, он бывший премьер, царский сатрап. Но чем же виноваты жена с дочерью и ее мужем, которых тоже убили, не понятно.

– Газеты писали, что это было ограбление.

– Ерунда, это была месть озверевшего плебса, которым руководят Ленин, Троцкий и те, кто вместе с ними. Выбрав своей политикой насилие, они, как якобинцы во Франции, должны разделить участь своих жертв. И чем быстрее они отправятся в ад, тем будет лучше для матушки России.

– После нашей неудачной акции охрана Ленина была усилена. Ей руководит Бонч-Бруевич, родной брат известного генерала.

– Семейка предателей!

– Они говорят, что тоже служат России, только новой, советской, которую большевики обещают сделать обществом справедливости.

– Бред, господа, справедливость не строится на крови невинных людей, грабежах и отъеме собственности.

В собрание вошли еще два человека.

– Позвольте представить, господа, в нашем полку прибыло. Георгиевский кавалер, фельдфебель Яков Спиридонов, в недавнем прошлом председатель комитета полка. Разочарован политикой большевиков, желает возрождения великой России.

Артиллерийский поручик отвел Смыслова в сторону.

– Поверьте мне, подпоручик, когда нарушается чистота рядов и в офицерском собрании появляются фельдфебели, дело, как правило, заканчивается плохо.

– Почему же? – недоуменно пожал плечами Иван Петрович.

– Идеолог коммунизма, немецкий еврей Маркс писал о классах, между которыми существуют непреодолимые противоречия, итогом которых является классовая борьба. Никогда ни один фельдфебель не будет разделять наши идеи, за ним его крестьянская сущность и вековая ненависть к благородным сословиям.

– Скажите, господин фельдфебель, кем вам приходится видная эсерка Мария Спиридонова?

– Не могу знать, – произнес, немного смутившись, новый член организации, – лично мне она родней не приходится, Спиридоновых много, за всеми не углядишь.

– Типичный какой, – вслух произнес поручик, – при старом режиме на таких держалась вся дисциплина в полках. Молодец, – он повернулся к фельдфебелю.

– Рад стараться, ваше благородие, – ответил тот.

Через две недели «Тайное общество Георгиевских кавалеров» прекратило свое существование. Спиридонов не случайно служил в полку разведчиком. Хитрый Бонч-Бруевич поручил ему выяснить, кто мог организовать покушение на Ленина.

Разведчик узнал, что среди полков, расквартированных в столице, ходят слухи о создании тайного общества, куда берут только Георгиевских кавалеров. Имея кресты четверной и третьей степеней, Спиридонов решил лично принять участие в работе организации. Представить себя в образе разочарованного революцией бывшего председателя солдатского комитета ему не составило труда. А когда он оказался в офицерском собрании и послушал, о чем мечтают господа, Спиридонов понял, что пришел по адресу.

Когда ему стал известен основной состав организации и адрес тайной штаб-квартиры, он послал Бонч-Бруевичу письмо. В назначенный день, когда участники общества были на месте, большевики арестовали часть заговорщиков. Артиллерийский офицер, капитан-поляк и другие члены организации оказались в тюрьме.

Смыслов, который в этот день случайно задержался по делам, увидел у входа дома, где собирались георгиевские кавалеры, машину с красногвардейцами. Он понял,