Мухосранские саги и другие дурацкие истории - Николай Соболев

3. Аварийные сантехники носили «свитерную форму номер раз» — застиранные до серого цвета комбинезоны и халаты, которые по жаре одевали прямо на голое тело. Некоторые при этом демонстрировали густые заросли на груди, получившие наименование «свитер».

4. Как бригадир, я был обязан являться на утреннюю планерку ССО — занятие совершенно бессмысленное, поскольку мы были распределены по разным службам гостиницы и производственные задачи нам ставили там.

5. Поскольку все в отряде были москвичи, то жили по домам.

Теперь следим за руками:

— по дороге из дома в гостиницу я обязан быть «по гражданке» (см.п2);

— в бытовке сантехслужбы я обязан пулей напялить форму ССО и на служебном лифте отправиться из подвала на 11 этаж, на планерку;

— через 15 минут спуститься вниз, пулей переодеться в «свитерную форму» и быть в готовности бежать гасить любую аварию.

Естественно, на третий или четвертый день мне этот маскарад с переодеваниями надоел и я стал являться на планерку «в городском», оставляя целинку висеть в шкафчике бытовки.

Меня предупредили. Я в ответ высказал свои соображения — присутствие бригадиров бессмысленно, пустая трата времени. А вот авария может случиться в любой момент. Объяснение сочли логичным, но выговор все равно вкатили. А потом второй. И третий. И так далее. Командир ССО мне прямо сказал — «извини, обязан дать выговор. Ты не боись, как Олимпиада кончится, мы их с тебя снимем за производственные достижения».

В общем, все шло по заведенному порядку)))

ЧП РАЙОННОГО МАСШТАБА

…или откуда пошла быть та самая перестроечная повесть.

За что я вспоминаю институтские годы с особой теплотой, так это за нормальный комитет комсомола. Судя по рассказам моих друзей, учившихся в иных заведениях, у них комитет обычно был клубком интриг, склок и нездорового внимания к поведению рядовых комсомольцев. У нас же было сплошное благорастворение воздухов, если выговора вешали, то за дело, а так комитет занимался тем, чем положено — формировал ССО, ведал самодеятельностью, проводил торжественные заседания и особо к нам в головы не лез.

А получилось это так.

В сентябре 1978 года мы, зеленые первокурсники, застали в институте грандиозную разборку. Ранее, в январе того же года, тогдашний состав комитета и «комсомольский актив» выехал на подмосковную дачу «встречать Старый Новый год». Кто знаком с нравами тогдашних комсомольских карьеристов, тот понимает, что это была грандиозная пьянка-гулянка. И главным ее итогом стал набухший как раз к сентябрю вопрос — а кто, собственно, отец ребенка?

Если с матерью новорожденного все было очевидно, то многочисленная мужская часть комитета, напротив, не только не выдвинула добровольцев, но и всеми силами от такой чести отбрыкивалась, причем не гнушались топить и подставлять друг друга, и мы все это с изумлением наблюдали. Скандал завершился тем, что горком ВЛКСМ попросту разогнал институтский и факультетские комитеты и в октябре на внеочередной конференции были избраны новые.

Студентов у нас только на дневном насчитывалось 12 тысяч с хвостиком, к ним добавим аспирантов и сотрудников комсомольского возраста, оттого комитет был на правах райкома. И вот не успели комсомольские карьеристы второго призыва радостно устроиться в еще не остывших креслах, как в ноябре из запертого сейфа в запертом помещении институтского комитета сперли знамя…

Тут уж горкомом не отделались — на такое ЧП приехала комиссия ЦК ВЛКСМ, учредили следствие, но… При том, что все понимали «кому выгодно», виновников так и не нашли. И комиссия приняла соломоново решение — нахрен разогнала и новых, причем с «волчьим билетом» — с запретом выдвигать свои кандидатуры в комсомольские органы. И в декабре очередная внеочередная конференция избрала третий за семестр состав комитета.

И так получилось, что все карьеристы, ласково именуемые «комсволочью», в результате этих пертурбаций из обоймы выпали, а в комитет избрали нормальных ребят, которые делали дело и не проедали нам мозг.

А что мне влепили тридцать семь выговоров за нарушение формы одежды летом 1980 года — все понимали, что таковы правила игры.

ВМЕСТЕ ВЕСЕЛО ШАГАТЬ

Один из моих товарищей по аспирантуре, будучи весьма ушлым молодым человеком, сумел в конце 80-х вымутить себе поездку по научному обмену в английский университет.

С валютой в стране, как всегда, было туго, перед поездкой меняли сущие копейки, а на месте командировочных (или как они там) выдавали в обрез. Хорошо хоть кураторы из посольства не взвешивали, как т. Дынин, но с обратной целью — проверить, не зажрался ли подконтрольный организм, не срезать ли ему содержание…

Потому с собой волокли не только икру на продажу, но и гречку на прокорм, и адски экономили. Жилье в семьях оплачивала принимающая сторона, на все остальное полагались суточные. Наш аспирант, назовем его Борис, сразу просек, что в расчет положенных ему денег входит и оплата проезда от места проживания до университета. А цены на транспорт в Англии немаленькие, не пятачок на метро. Боря ознакомился с картой, прикинул — университет в небольшом городе, за час дойти можно. Ну и принялся улучшать физическую форму с понедельника по пятницу, отдыхая от хождений в субботу и воскресенье.

Английские коллеги за его эволюциями понаблюдали, а потом задали естественный вопрос:

— Борис, а почему вы ходите пешком?

Но у советских собственная гордость, никак же нельзя сказать, что шиллинг фунт бережет! И Боря свое поведение объяснил так:

— Видите ли, дома я увлекаюсь туризмом, вот, чтобы не терять форму, ежедневно хожу.

— О! Hiking! — радостно воскликнули англичане. — Это прекрасно, а мы-то все гадали, в какой клуб вас записать!

И записали в клуб любителей пеших походов, с многокилометровыми прогулками каждый уикэнд.

РОЖДЕННЫЙ СТРОИТЬ НЕ ПИТЬ НЕ МОЖЕТ

Мой коллега по аспирантуре МИСИ Борс, попавший в английский университет по обмену, занимался там не только экономией и поддержанием спортивной формы, но еще и учился.

И настолько эти процессы его захватили, что квартирная хозяйка в какой-то момент его спросила:

— Борис, а что вы все время за книжками да за книжками, не веселитесь и не отдыхаете? Хоть бы гостей пригласили.

— А что, можно? — крайне удивился Борис, занимавший комнатку в типовом британском домике и как-то не предполагавший, что появление гостей здесь вообще уместно.

— Конечно, я даже помогу вам стол накрыть.

— И я, и я, и я того же мнени я тоже помогу! — подпрыгнула дочка хозяйки, бойкая английская девица лет восемнадцати.

Боря принял информацию к сведению и стал соображать — а