Россия и становление сербской государственности (1812-1856) - Елена Кудрявцева

Не следует упускать из виду тот факт, что борьба европейских держав вокруг турецкого «наследства», соперничество за преобладающее влияние в той или иной части Османской империи и на турецкое правительство в целом имели в своей основе претензии европейских стран на господствующее положение в регионе Черноморских проливов. Важность обладания «ключами» от Босфора и Дарданелл была очевидной. Это обеспечивало контроль над важнейшим морским и сухопутным путем на Ближний Восток и далее – в Индию, предоставляло доминирующее положение в Средиземноморье, включая Черное море, имевшее исключительно важное значение как для экономики, так и обороноспособности России. Ее экономическая и военная независимость в случае проникновения сюда европейских держав была бы серьезно нарушена^[201]. Проблема обладания Проливами являлась одной из важнейших составных частей Восточного вопроса в целом; судьба Османской империи рассматривалась западноевропейскими политиками с учетом решения этого важнейшего его аспекта.

В начале 30-х гг. XIX в. Восточный вопрос вышел на новый виток своего развития в связи с политическим кризисом, возникшим в Турции и обусловленным противостоянием султана и паши Египта Мухаммеда Али, который давно безраздельно правил в Северо-Африканском регионе империи. Практически вся Турция была отдана на откуп отдельным правителям, которые часто подчинялись султану лишь формально. Основными требованиями центральной власти было соблюдение спокойствия в провинциях, обеспечение регулярного поступления налогов в казну и отсутствие сепаратистских тенденций местных правящих элит. Это последнее условие и было нарушено пашой Египта. Начиная военную операцию против султанских войск, Мухаммед Али выставил собст венные условия заключения мира: присоединение к своим владениям Сирии и закрепление наследственных прав на владение расширенной территорией провинции. Для Дивана неприемлемыми являлись оба требования – последнее из них фактически означало отделение Египта от империи Османов.

В ходе начавшихся военных действий преимущество оказалось на стороне Ибрагим-паши – сына владетеля Египта, возглавившего армию непокорного вассала. Ее успешные действия привели к реальной угрозе захвата Константинополя. В условиях тяжелейшего кризиса султан обратился за помощью к западным партнерам. Однако никто из них не пришел на помощь Махмуду II – Англия решила не вмешиваться, а Франция, будучи давнишней покровительницей египетского паши, оказывала мятежнику почти неприкрытую поддержку. Расчет французского правительства был понятен – ведь в случае победы Мухаммеда Али оно имело бы преобладающее влияние в новом, независимом от Турции государстве, занимавшем наиболее выигрышное географическое положение на пути к странам Центральной и Юго-Восточной Азии. В результате невмешательства в конфликт западноевропейских государств султан был вынужден обратиться за помощью к России, во взаимоотношениях с которой в последние годы наметились реальные сдвиги в сторону взаимного сближения. Чувствуя некоторую неловкость перед своими западными партнерами, вместе с которыми султан столько лет вел «круговую оборону» против русского влияния в Константинополе и на Балканах, он объяснял этот шаг тем, что утопающий «и за змею хватается».

Николай I с готовностью принял предложение султана. Европейские революции начала 30-х гг. способствовали укреплению легитимистских тенденций во внешней политике российского императора. Таким образом, борьба с мятежным пашой укладывалась в общее русло контрреволюционных выступлений, поддержанных Россией. Ее правительство открыто демонстрировало дружеское расположение к Порте, сближение с которой стало одним из доминирующих принципов сохранения «законного порядка» в Европе. К тому же российские политики спешили воспользоваться возможностью занять в Турции то место, от которого отказались ранее Англия и Франция. Роль единственной союзницы Османской империи в таком важном регионе, каким являлись Проливы, давно была заветным желанием российского руководства. Оно издавна стремилось к заключению таких соглашений с Османской империей, которые исключали бы вмешательство в них третьих стран^[202]. На этот раз намерение создать для себя режим наибольшего благоприятствования в регионе, за которым с особым вниманием следили все ведущие европейские державы, казалось, было близко к осуществлению.

Таким образом, принимая предложение султана, Россия оказалась единственной державой, откликнувшейся на просьбу о помощи. Такая тактическая комбинация стала возможной вследствие изменения внешнеполитических ориентиров российского правительства. Опасаясь нежелательного ослабления Османской империи, Николай I принял решение выслать к берегам Константинополя эскадру с военным десантом на борту и предложить свою посредническую роль в переговорах Махмуда II с Мухаммедом Али.

Эта миссия возлагалась на Н. Н. Муравьева, который был снабжен подробными инструкциями на все возможные варианты развития событий. Судя по характеру инструкций, российские власти вовсе не были уверены в том, что султан примет посредничество России в переговорах, – на этот случай предполагалась достойная ретирада Муравьева. Большое внимание уделялось и тому впечатлению, которое должен был произвести этот шаг «доброй воли» на западноевропейские правительства. Благожелательную позицию поддержки и одобрения занял лишь австрийский кабинет, который рассматривал миссию Муравьева как «эффективное средство поддержать на Востоке мир и существующее территориальное положение»^[203]. Австрийский канцлер Меттерних предлагал Англии и Франции «не бросать тени» на действия российского правительства. В особенности Меттерних порицал претензии Франции, пытавшейся отделить Восточный вопрос от других европейских дел под предлогом того, что она является «неизменной покровительницей» Османской империи^[204]. Взяв на себя роль союзника, австрийский канцлер подробно информировал русского посла в Вене Д. П. Татищева о готовящемся выступлении Англии и Франции с целью «противодействовать вмешательству России в восточные дела». Это предполагалось сделать путем «немедленной отправки объединенной эскадры в воды Леванта»^[205]. В своих воспоминаниях Н. Н. Муравьев подтверждает это намерение – он указывает на то, что французский флот уже пришел в Смирну, а из Англии отправлены для соединения с ним восемь линейных кораблей. Объединенная эскадра должна была двинуться к Дарданеллам и противостоять русскому флоту. Подобные планы возникли из-за реальной угрозы установления преобладающего влияния России в Турции, ибо, по словам Муравьева, «мы распространяли влияние свое без кровопролития и овладевали проливами без победы»^[206]. Заслугу в том, что выступление флотов не состоялось и наметились сдвиги в сближении с Англией, Татищев приписывает дипломатическим усилиям Меттерниха^[207]. Поддержка Вены простиралась вплоть до того, что австрийский канцлер полностью одобрил действия русской эскадры, намеревавшейся защищать Константинополь^[208]. Австрийский интернунций в турецкой столице Штюрмер выразил реис-эфенди полную поддержку России, ее «благородной и незаинтересованной политике, которая… заслуживает высокого доверия»^[209].