Человек, стрелявший ядом - Сергей Плохий

На борьбу с боевиками бросили десятки тысяч солдат Советской армии, множество подразделений НКВД и сформированные на местах отряды ополчения. По официальным, откровенно завышенным, советским данным, лишь в 1944–1946 годах бандеровцы потеряли свыше ста тысяч убитыми и еще четверть миллиона пленными. Из районов боевых действий в Сибирь и Казахстан депортировали сотни тысяч мирных жителей. Руководство УПА, имея в своем распоряжении теперь лишь пять тысяч партизан, перешло к тактике мелких уколов: налеты на низовые учреждения и небольшие подразделения, индивидуальный террор против представителей власти и местных «предателей». Повстанцы понимали, что силы слишком неравны для открытого боя. Шанс увидеть независимую Украину, да и просто выжить, дала бы только новая мировая война – на этот раз между США и СССР.

Медленно, но неотвратимо удары органов госбезопасности и террор против местного населения сводили сопротивление на нет. К 1948 году УПА ослабла настолько, что режим начал на Западной Украине коллективизацию сельского хозяйства, без которой не мыслил программу «социалистических преобразований». Агенты МГБ проникли в десятки повстанческих отрядов. Среди прочего им поручили отследить линии связи между местными боевиками и эмигрантами-бандеровцами, чей штаб располагался в Мюнхене, в зоне американской оккупации. Тем не менее советские спецслужбы не могли добраться до руководства УПА или предотвратить убийство того же Галана⁶.

Хрущев знал писателя лично. В 1946 году Галан представлял прессу УССР в Нюрнберге, на суде над военными преступниками. Там он потребовал у американской оккупационной администрации выдать Бандеру, а вернувшись домой, неустанно поносил в памфлетах националистов и грекокатолическую церковь. Советский Союз неумолимо искоренял политическое, религиозное и культурное влияние Римской курии в Восточной Европе. Избежавших ареста иерархов и священников вынудили пристать к русскому православию, католики же, твердые в вере, ушли в подполье. Язвительные нападки Галана на церковь заметили в Ватикане, и в июле 1949 года Пий XII отлучил публициста от причастия. Тот ответил новым текстом: «Плюю на папу». По распространенному мнению, это стало его смертным приговором – партизаны были самой преданной паствой гонимого грекокатолического духовенства⁷.

Хрущеву немедленно доложили об убийстве. Он позвонил в Москву и передал новости из Львова, которые никак не порадовали стареющего и все более подозрительного диктатора. Судьба Галана стала для него холодным душем: через пять лет после очередной инкорпорации Западной Украины и через четыре года после падения Рейхстага украинские «бандиты» всё так же давали бой победоносной Советской армии. И не где-то на окраине соцлагеря, а в самой сердцевине – в пределах Советского Союза. Генералиссимус послал туда отборные кадры. Их предупредили, что «товарищ Сталин крайне неудовлетворен работой органов безопасности по борьбе с бандитизмом на Западной Украине». Вождь приказал найти исполнителей и разгромить оставшееся подполье⁸.

Хрущев понимал, что на кону стоит его карьера. Он не только сам прибыл во Львов и взял следствие под личный контроль, но и привез всевозможных помощников из органов и компартии: министра внутренних дел УССР, секретарей ЦК КП(б)У и даже первого секретаря украинского комсомола. Хрущев велел превратить Львов и всю Западную Украину в укрепрайон. По некоторым сведениям, чтобы перекрыть приток новых сил в УПА, он готовился выслать всех молодых людей на шахты Донбасса или в фабрично-заводские училища на востоке Украины. А также ограничить передвижение местных жителей – регион в таком случае стал бы огромным концлагерем вне пределов законодательного поля СССР. Профессионалы с Лубянки отговорили первого секретаря от этой идеи, заявив, что в таком случае молодежь наверняка уйдет в леса и вольется в ряды бандитов⁹.

После звонка из Кремля Хрущев отложил выполнение своих планов и срочно улетел в Москву. В мемуарах он признавался: «Ехал я и не знал, зачем еду, куда и в каком положении буду возвращаться». Поездка оказалась одним из важнейших событий его жизни. Никиту Сергеевича не арестовали и даже не отчитали, напротив – он получил повышение. Престарелый тиран решил, что такой человек нужен ему в Москве. Он поставил Хрущева во главе столичной парторганизации, дав задание искать внутренних врагов. Сталин чистил кадры от подлинных и мнимых членов «ленинградской группы», заподозренных в попытке создать отдельную Российскую коммунистическую партию. Такое развитие событий могло бы подорвать единство ВКП(б) и пошатнуть власть генсека. Хрущев, многолетний лидер компартии Украины, выглядел отличным кандидатом на роль борца с зарождавшимся русским национализмом как угрозой империи.

Само собой, он испытал огромное облегчение. «Отношение ко мне там очень хорошее, и я благодарен всем людям, которые меня окружали и помогали мне в руководстве на Украине», – сказал он Сталину. Но тут же признал, что охотно вернется в Москву. Хрущев получил позволение уехать обратно в Киев и довести срочные дела до конца, так чтобы явиться на семидесятилетие вождя – его должны были пышно отпраздновать 21 декабря. В этот день Сталин усадил Хрущева рядом с собой. По другую руку сидел Мао Цзэдун.

Никита Сергеевич семимильными шагами приближался к вершине советской власти – но так и не забыл испуга после внезапного вызова в Москву. И винил в этом человека, которого считал вдохновителем восстания на западе Украины, – Степана Бандеру¹⁰.