Дорога радости и слез - Донна Эверхарт

скрип половиц. Ко мне подошла Лейси и потянулась мягкими нежными пальчиками к моим пальцам. Я подумала о том, как папа строил наш дом. Как шкурил бревна, как их обтесывал, как стучал топором, складывая сруб. Все в нашем доме, до самого последнего вбитого гвоздя, было делом его рук.

– Держи, – сказала я и всучила Лейси миску.

Она подошла к кухонному столу, присела и взялась за нож. Я тоже без дела не сидела. Сперва подбросила в печку дрова, потом нарезала свинину и поставила вариться кастрюлю бобов. Мама стала жарить мясо, а я взяла муки, чтоб приготовить еще булочек, уже привычно смешивая с ней жир. Я этих булочек столько за свои четырнадцать лет наготовила, что могу делать это хоть с завязанными глазами. Через час ужин был готов, и мы принялись за еду. Никто не стал обращать внимания, что за стол мы сели слишком рано, а мама все подкладывала и подкладывала в наши тарелки добавку.

– Все должны хорошенько поесть, – настойчиво повторяла она.

После ужина она водрузила на середину стола пирог, испеченный мне на день рождения. Сверху он был присыпан тертым шоколадом – редким для меня лакомством. В кои-то веки родители ненадолго сосредоточили свое внимание на мне. Пока они пели «С днем рожденья тебя», я внимательно разглядывала их лица. У папы оно было обветренным, потому что он постоянно работал на открытом воздухе, а его бороду уже успела тронуть седина. А вот мамино лицо было все таким же милым, юным и свежим. Когда песня подошла к концу, мама отрезала каждому из нас по большому куску пирога. Мы стали лакомиться им, запивая холодным молоком, которое нам налили из глиняного кувшина, заблаговременно принесенного из кладовки.

После того как трапеза подошла к концу, мама сняла фартук, отгладила руками платье и произнесла:

– Ну что ж. Нам лучше всем лечь поспать.

А папа добавил, обратившись ко мне:

– Уоллис Энн, поставь рядом с кроватью ботинки. А еще собери для себя и Лейси запасную одежду.

Вообще-то мы начинали носить обувь, только когда наступали холода, и поручение папы куда красноречивее долгих разговоров дало мне понять, что у него на уме. Я не стала задавать вопросов. Мы с Лейси полезли на чердак, где находилась наша спальня. Добравшись дотуда, я поставила наши ботинки рядом с кроватью и сунула в них по паре носков. Потом сняла с крючков платья – одно себе и одно сестре – и так же аккуратно их сложила. Взяв с прикроватного столика бечевку, я туго стянула нашу одежду в узел. Несмотря на то что нам никто ничего не объяснял, я понимала, что надвигается что-то неожиданное.

Глава 2

Лейси уснула практически мгновенно, а я все лежала и слушала, как дождь барабанит по нашей остроконечной крыше из дубовой дранки. Ветер задувал со всей силы, и в нашей крошечной комнате было хорошо слышно, как он воет. На меня отбрасывала свет лампа, отчего моя тень растянулась по всей стене, напоминая привидение. Дело в том, что я пыталась читать журнал «Любовь и романтика», который однажды нашла в мусорном баке за магазином в Калоуи. Такое, само собой, мне читать не разрешалось. Я спрятала журнал под курткой – любопытство пересилило страх перед перспективой того, что случится, если мама меня застукает. Обложка была вся истрепанная и захватанная от частого использования, а сам журнал будто бы сам собой открывался аккурат на тех местах, где происходило все самое интересное. Несмотря на шум бури и острое ощущение того, что вот-вот что-то должно случиться, я задула лампу и закрыла глаза.

Я проснулась от громкого треска, за которым последовал глухой удар, раздавшийся где-то поблизости от нашего дома. Я выбралась из-под тоненького муслинового одеяла, тяжело дыша, как иногда делаю, когда мы собираемся петь. В том месте, где на мне лежала рука Лейси, на ночной рубашке остался влажный отпечаток. Влага буквально висела в воздухе, и ничего с этим нельзя было поделать. Если б не дождь, мы бы открыли окно комнаты, но сейчас шел проливной ливень. Я одернула ночнушку, которая так и липла к телу. Поскольку мне недавно обкорнали волосы, я почувствовала, как шею обдал горячий воздух. Ощущение странное, непривычное, но мне оно понравилось.

Я слышала, как шумит речка. Что-то в этом шуме было не так. Обычно вода негромко журчит, струясь меж камней, а сейчас она ярилась, будто бы преисполненная злобы. Часы на первом этаже пробили четыре. Пол, крытый сосновыми досками, вибрировал от каждого раската грома, а от каждого свирепого порыва ветра дом начинал скрипеть. Комнату то и дело озаряли вспышки молний. Подобравшись к окну, я кинула взгляд через плечо на кровать. Лейси лежала лицом к стене. Под одеялом угадывались очертания ее длинных, тонких рук и ног.

Я принялась смотреть в окно, дожидаясь очередной молнии. Когда она, наконец, полыхнула, я увидела, что речка пенится, словно пасть бешеного пса. Ответвления-ручейки уже потянулись к нам в сад. Река теперь сделалась гораздо шире, чем сегодня вечером. До меня дошло, что с такой погодой вода будет только прибывать. Я попятилась от окна. Во рту пересохло, словно туда напихали ваты, а в груди сперло дыхание, будто меня кто-то крепко-крепко сжал. Я кинулась к постели и принялась трясти Лейси. Она привстала на локтях и посмотрела на меня – самым обычным своим взглядом: без тревоги, вообще без всякого выражения.

– Лейси, вставай! – сказала я.

Она свесила с кровати ноги. Не дожидаясь сестры, я кинулась вниз по лестнице. Темнота мне нисколько не мешала, в доме я ориентировалась даже с закрытыми глазами. Мама стояла у подножия лестницы. Ее бледное лицо было напряжено. Поскольку Сеф у нее на руках все еще спал, уткнувшись ей в плечо, она обратилась ко мне шепотом, сказав:

– Уоллис Энн, ты сама прекрасно знаешь, что делать. Поторопись. Помоги сестре. Поняла?

Папа как раз заправлял рубаху в комбинезон.

– Попробуем добраться до Солт-Рока? – спросила я его.

Он кивнул. Его лицо окаменело, а морщинки, придававшие ему мягкость, исчезли без следа. Взяв лампу со стола, он чиркнул спичкой и зажег ее. Подойдя к двери, он нацепил на голову шляпу. Я поспешила на помощь, открыла отцу дверь, и он вышел. Я услышала, как наша лошадь Либерти и мул Пит время от времени бьют копытами в запертую дверь сарая. Мы не могли позволить себе их потерять.

Папа припустил бегом через двор. Из-за дождя его силуэт казался мне серым и плоским. Лампа светила