Королева кобр - Игорь Всеволодович Можейко

— Я русская. Так что английский престиж не пострадает.

— Так вы та самая путешественница?

— Наверно, та самая. Слухи передвигаются быстрее людей.

...Утром больница показалась Людмиле еще более удручающей, чем в мягких сумерках. Не только на полу в палатах, но и в коридорах, на веранде, во дворе больницы лежали люди. В тот день Людмиле пришлось ассистировать при четырех операциях. 3анончив операции, мисс Паркер и Людмила обошли больных, оказали им возможную помощь, накормили шестьсот человек.

Так две женщины работали четыре дня — вдвоем, вставая в пять и ложась в полной темноте, вскакивая по многy раз за ночь. На пятый день в семь утра прибежал аптекарь.

— У меня была больна тетя в соседней деревне, — смущенно объяснил он. — Теперь по милости богов она поправилась, и я могу вернуться к своим обязанностям.

К обеду вернулась операционная сестра, на следующее утро еще четверо сестер и несколько санитарок.

— Ну что ж, мисс Паркер, — сказала тогда Людмила, — очевидно, я больше не нужна и могу вернуться к своим делам.

— Ради бога останьтесь, — взмолилась неожиданно Паркер, — хоть приходите на несколько часов. Неужели вы не понимаете, что происходит? Все немедленно убегут в тот же момент, как узнают, что вы ушли.

Мисс Паркер была права. «Мы знали, что русская мем-сахиб, — говорили потом санитарки, — ничего не получает за свою работу в больнице. Доктор Паркер — миссионерша, и ей платит ее религия, ее жрецы, ей за это обещан вечный рай. А эта русская ни разу не ходила в церковь, и неизвестно даже, в какого бога верит. И уж если она пришла работать просто так, значит болезнь не страшна — и мы тоже можем вернуться в больницу».

Три месяца Людмила работала в госпитале, пока не кончилась эпидемия.

«...Было трудно, изматывалась я как никогда до этого — но была очень довольна. Я же оставалась ученым, и женщины помогали мне собирать различные этнографические предметы для нашей коллекции. Мне очень хотелось достать набор всего кухонного приданого невесты, и я попросила одну браминку из числа моих больничных друзей пойти со мной на рынок, чтобы будто бы для своей дочери купить все приданое...»

Мотоцикл, как назло, заглох у самого города.

Мервартов обогнала машина фабриканта-англичанина. Автомобиль завернул за угол, и тут же раздался крик...

Мерварты бросили мотоцикл и побежали туда. Оказывается, англичанин врезался в группу рабочих, возвращавшихся с вечерней смены, сбил паренька и, не останавливаясь, уехал дальше.

Мервартов пропустили к раненому. У парня была сломана нога. Александр Михайлович перетянул ему бедро своим ремнем, потом подкатили с помощью рабочих мотоцикл, положили мальчика в коляску и повезли к больнице.

Разбудили врача, и при свете принесенной кем-то из соседнего дома керосиновой лампы врач и ассистировавшие ему Мерварты вправили кости, наложили шины. В дверях толпились люди; мать мальчика, вдова, плакала на плече у Людмилы — парень был кормильцем в семье.

Уходя, Мерварты собрали какие были в карманах деньги, отдали их матери мальчика, обещали поговорить с английским комиссаром (что впоследствии и сделали — мальчику все-таки уплатили компенсацию за увечье) и, оставив мотоцикл в больнице — коляска была вся в крови, — пошли пешком домой.

Утром мотоцикл, начисто отмытый, стоял у дверей дома. Кто-то из рабочих, привезших его, повесил на руль гирлянду цветов. Приятельница Людмилы, уже знавшая о ночном происшествии, ждала ее, чтобы идти, как они и условились накануне, на базар...

Они подошли к одному из торговцев и стали выбирать посуду и кухонные принадлежности. Объясняя, для чего служит каждая вещь, женщина тут же шепотом предупредила Людмилу, что все вместе обойдется очень дорого — рупий пятьсот, — даже если продавец не догадается, что это покупается для Мерварт (чужеземцам на индийских базарах все продавалось чуть ли не вчетверо дороже).

— Покупаю приданое для дочери, — сказала торговцу спутница Людмилы.

Тот, улыбаясь, отобрал все, потом сказал, что нужно взять еще и игру, похожую на шашки, в которую молодожены играют в первый месяц семейной жизни, когда родители деликатно не посещают молодых, чтобы те могли сжиться друг с другом, потом положил еще медную трубку для раздувания огня в очаге и несколько мелочей... Подумал, прикинул на счетах и сказал: «Пятьдесят рупий».

Спутница Мерварт осторожно спросила: «Вы не ошиблись?»

В ответ продавец улыбнулся. «А вы разве не знаете, что сегодня ночью случилось?» — «3наю». — «А я знаю, — еще шире улыбнулся продавец, что ваша дочка два года, как замужем, а внучке вашей рано выходить замуж...»

«...До нас дошла весть, что в России революция.

Александра Михайловича пригласили к губернатору и предложили продать за пятьдесят тысяч фунтов стерлингов собранные коллекции — десятки внушительных ящиков лежали в специальном подвале музея. Александр Михайлович отказался, отказался он и от постоянного места в музее, отказался переехать в Англию для того, чтобы продолжать работы над изучением индийской этнографии в британских университетах.

После этого мы сразу стали «красными». Нас перестали приглашать в гости. Александра Михайловича предупредили, что его услуги более не нужны британской короне.

И неизвестно, как бы нам удалось выбраться домой, если бы не пароход «Евгения»...»

Были такие русские корабли — еще до революции ушли в дальнее плавание, скитались по портам, грузя джут и копру в экзотических чужих портах, подрабатывая кое-как на больших морских дорогах. А потом, когда выяснялось, что хозяев над ними уже нет, что в России революция, с великим трудом пробивались домой, в Россию.

И вот команда одного из таких морских скитальцев — парохода «Евгения», что стоял в Мадрасском порту, — решила идти во Владивосток.

Узнав об этом, Мерварты не раздумывали. Оставив коллекции на попечение своих индийских друзей, с легкими чемоданчиками они взошли на борт «Евгении».

Казалось бы, пятилетнее путешествие Мервартов подходило к концу. Почти вся Индия была обследована ими, изучены уголки, куда раньше этнографы и не забирались, собрана крупнейшая в мире коллекция по Индии...

Но события начали разворачиваться совсем не так, как рассчитывали ученые.

В Бирме англичане, объявив русских матросов и исследователей «агентами большевиков», конфисковали корабль и всех находившихся на борту арестовали.

Лишь через три месяца удалось Мервартам вырваться из тюрьмы и после долгих скитаний добраться до Владивостока. Теперь — в Петроград.

Путь этот был сложен и опасен — шла гражданская война. Пробирались оказиями, тайгой и только уже в Иркутске