Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели

В этот момент я спросила брата:

– Так бабушка была вместе с ними?

– Конечно. Я тебе ее историю рассказываю. Ей пришлось бежать от советских войск с матерью и отцом, который служил в «Голубом полку». Если бы они остались, их бы всех убили красноармейцы. Тысячи гражданских из крымских татар тоже бежали, страшась мести Сталина.

– Откуда ты это знаешь?

Недждет посмотрел на меня, словно говоря: «Что за дурацкий вопрос?», и продолжал, не ответив:

– Когда войска Антигитлеровской коалиции вошли в Италию, «Голубой полк» не мог там оставаться. Их перебросили в район австрийского городка Обердраубург на реке Драве. Но их беды на этом не закончились. Они попали в плен к Восьмой британской армии, оккупировавшей Австрию, и были отправлены в лагерь в местечке Деллах. Люди надеялись, что будут спасены, став военнопленными Великобритании, и в худшем случае отправятся в Турцию, где смогут начать новую жизнь. Однако их надежды не оправдались.

Я в ужасе слушала рассказ брата. Неужели все это приключилось с моей тихой, печальной, милой бабушкой Айше? Почему все об этом молчали?

– В 1945-м из Лондона пришло распоряжение передать заключенных Советскому Союзу. Хотя советская сторона не скрывала, что принято решение всех расстрелять, англичане все равно их высылали, не слушая ничьи мольбы. Тогда и произошла трагедия.

– Что случилось?

– Три тысячи человек решили, что лучше погибнуть сейчас, чем попасть в руки к красноармейцам, и совершили самоубийство, бросившись в ледяную Драву. Сперва, держа своих детей за руки, прыгнули женщины, за ними последовали мужчины. Оставшиеся четыре тысячи слушали крики умирающих. Затем всех погрузили в вагоны, забили двери досками, и поезд отправился в путь.

– Значит, бабушка была там?

– Да, вместе со своими родителями. Оба ее брата погибли, бросившись в реку. Через несколько дней поезд въехал на территорию Турции. До советской границы их сопровождали турецкие военные.

– Сколько это длилось?

– Не менее трех дней. Вся надежда была на помощь турецкого правительства, что турки откроют вагоны и спасут их от смерти. Но этого не произошло.

Недждет перевел дыхание и продолжил:

– Вагоны были переполнены, ехали в ужасных условиях. Двери были забиты досками. Некоторые умирали от духоты и болезней, но даже их нельзя было вытащить. Несколько дней крымские татары умоляли турок открыть двери, но те со слезами отвечали, что не могут нарушить приказ.

Брат понизил голос и заговорил с безжизненным выражением:

– Больше всех умоляла бабушка, все время обращалась к солдату по имени Али: «Лучше вы нас расстреляйте, чем русские».

– Неужели… Неужели это был дедушка Али?

– Имей терпение. Так пленники добрались до советско-турецкой границы. Зимним днем подъехали к станции Кызылчакчак[53], стоящей на берегу водохранилища. Здесь турки должны были сойти, и поезд поехал бы дальше. Советские солдаты с автоматами наготове ждали по ту сторону границы. И вдруг заключенные выломали двери и бросились в воду. В водохранилище погибли две тысячи крымских татар. Оставшихся тут же на границе расстреляли советские солдаты. Никто из «Голубого полка» и их семей не выжил[54].

– А бабушка?

– Вот здесь самое интересное. Она тоже бросилась в водохранилище Кызылчакчак, но некий солдат прыгнул за ней следом и спас.

– Дедушка!

Недждет прикусил губу и кивнул.

– Али из Антакьи спас девушку, привез в Антакью, сделал ей фальшивое удостоверение на имя Айше и женился на ней.

– Зачем фальшивое удостоверение?

– Если бы власти узнали, что кто-то сумел выжить, его бы передали советской стороне.

Я была в ужасе, кровь словно застыла в жилах.

– Неужели это все правда?

– К сожалению, да. От первого до последнего слова.

– А что случилось с ее родителями?

– Расстреляли на границе.

– Ничего не понимаю, – призналась я. – Не слишком ли много совпадений? Обе бабушки скрывали, кто они. Столько секретов в одной семье – сложно в такое поверить.

– Вот в этом все и дело. В Турции у каждой семьи есть подобные тайны. Страна потеряла больше половины населения, конечно это отразилось на семьях. Большинство и не знают о своем происхождении. После падения империи кто приехал с Балкан, кто – с Кавказа, кто – с Ближнего Востока. Все, кто уцелел. Мы воевали на девяти фронтах. Поэтому семьи и целые народы перемешались между собой.

– Да, но мы всех называем турками!

– Турки – это не национальность, это общность людей, уцелевших в войнах и нашедших приют в Анатолии. Новая жизнь, новая страна, новый народ. Здесь речь не идет о тюрках из Средней Азии.

– Я вот о чем думаю: турецкое правительство сначала подстрекало «Голубой полк» к действиям, а затем молча наблюдало за его гибелью. Разве оно не виновато?

– Что случилось, то случилось. Я не буду осуждать государство.

– Про резню армян ты тоже так думаешь?

– Да, мой долг – не обвинять государство, а защищать его интересы.

– Но в обоих случаях вина лежит на властях.

– Посмотри с другой стороны. И армяне, и крымские татары во время войны сотрудничали с захватчиками. Армяне, жившие в Османской империи, помогали русской армии, а крымские татары воевали на стороне немцев. Нигде в мире такое не останется безнаказанным.

– Но Недждет! Женщины и дети в чем виноваты?

– Ну, такова война. Лес рубят – щепки летят.

– Да как ты можешь! Щепки – это твои бабушки. Тебя совсем совесть не мучает, совсем не трогает их горе? Если бы такое случилось с твоими детьми, ты смог бы остаться таким безучастным? У тебя совсем нет эмпатии?

– Вот еще одно модное словечко! Вместо того, чтобы испытывать эмпатию ко всем подряд, лучше бы вы проявили симпатию к собственному народу!

– Ты же сам сказал, что никакого народа нет.

– Мы этот народ создали, с огромным трудом. И не дадим интеллигентам его развалить.

– Ах! Вот бы бабушки были живы, и ты бы им это в лицо сказал. Дедушка Али был простым солдатом, но он оказался достойней тебя.

Недждет стукнул по столу:

– Ты забываешься, Майя!

– Это я еще мягко выразилась. Знаешь, в чем между нами разница? Ты, глядя на людей, видишь форму, флаг и религию!

– А ты что видишь, ну-ка?

– Человека, просто человека. Человека, который любит, страдает, голодает, дрожит от холода, которому страшно.

Когда молодой офицер, ждавший у двери, вел меня к выходу, я была в ужасе от услышанного, но больше всего меня занимала папка, которую я увидела на столе брата. Желтая, официальная папка. На ней стоял красный гриф «совершенно секретно», а под ним – два слова: МАКСИМИЛИАН ВАГНЕР.

8