Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели

я. Вот что делала с людьми строгая дисциплина третьей по численности армии мира. Не только профессиональных военных, но и призывников, исполняющих свой гражданский долг, учили, что подчиняться важнее, чем думать. Целью было воспитать людей, которые не только шагали одинаково, но и говорили, здоровались, думали одним и тем же образом. А раз люди в такой ситуации ничем друг от друга не отличались, то оценивали их лишь по знакам на погонах и рукавах. В эту машину поступал человек, а выходил из нее уже военный.

Поскольку у нас военные городки располагаются в центре города, да еще и в самых красивых местах, доехать сюда было легко. Рядом с отелем «Хилтон», одним из самых роскошных зданий Стамбула, возвышался, возможно, еще более роскошный дом офицерского состава. Берега Босфора и Мраморного моря тоже были усыпаны армейскими строениями, ресторанами, отелями. В больших офицерских комплексах для отставных генералов обустраивались дорогие виллы, пятизвездочные отели, рестораны.

Как мне рассказывал брат, цены здесь были очень низкие. Гражданским, кроме членов семей, вход сюда был запрещен. Не зря брат так стремился стать генералом. Такое звание гарантировало бы ему очень высокий уровень жизни до самой смерти.

Немного позже подошел молодой офицер и вежливо проводил меня через парк в одно из зданий в глубине комплекса. Мы поднялись на второй этаж. По коридорам шагали офицеры всех званий. То ли их так подбирали, то ли военная форма создавала такое впечатление – но все выглядели бодрыми и подтянутыми. Наверное, поэтому в армиях по всему миру придают такое значение форме. Мне на ум пришли нацисты в кожанках.

Молодой офицер постучал два раза, дождался команды «войдите» и учтиво провел меня в комнату, закрыв за мной дверь. Брат сидел за большим столом из красного дерева. Он поднялся, расцеловал меня в щеки, затем усадил в одно из двух кресел перед столом, а сам сел напротив. На столике между нами стояла маленькая голубая ваза со свежими цветами, наполнявшими комнату благоуханием.

На столе в серебряной рамке боком стоял снимок, так что я могла его разглядеть: это было фото счастливой семьи – брата, его жены и двоих детей. В комнате был такой порядок, что я подумала: «Сюда и муха без разрешения не залетит».

Недждет в форме тоже выглядел невероятно собранным. О том, что он такой же, как мы, простой человек, напоминал лишь порез от бритвы на шее справа.

Он сказал вошедшему рядовому:

– Принеси даме кофе, сахара одна ложка. Мне ничего.

Я улыбнулась. Хотя прошло столько лет, он помнил, какой кофе я пью.

– Спасибо тебе. Вчера ты нас просто спас.

– Как Керем вырос, – улыбнулся брат, – совсем мужчина. Вчера вел себя очень по-взрослому.

– Кто эти люди?

– Как ты и сказала, из разведки.

– Из НРУ?[49]

– Нет.

– Военная разведка?

– Нет.

– Тогда откуда?

– Так… Особый отдел.

– А что им от нас нужно?

– Им нужна не ты, а немец-профессор.

– Он американец немецкого происхождения!

– Какая разница. В общем, их интересует он.

– Что им надо?

– Не могу тебе сказать.

– Профессор не был в Стамбуле пятьдесят девять лет. Что-то связанное с теми временами?

– Может быть.

– Какое-то преступление?

– Можно и так сказать.

Тут в дверь постучали, и вошел солдат с подносом. Кофе с пенкой был в белой изящной чашке, рядом стоял стакан с холодной водой. «Наверное, у них есть особая инструкция и для приготовления кофе, – подумала я, – сколько кофе, сколько воды, до какой температуры разогревать. Все должно быть идеально».

Когда солдат вышел, я сделала глоток и продолжила сыпать вопросами, не обращая внимания, что брату некомфортно и он хочет как можно скорее закончить этот разговор.

– Что за преступление?

– Не могу сказать.

– Ну Недждет! Я имею право знать, из-за чего у меня такие проблемы.

– Лучше тебе про все забыть и перестать видеться с профессором Вагнером.

– Хорошо, перестану, но если ты удовлетворишь мое любопытство. Он что, шпион? – прибавила в шутку.

– Нет!

– Произошло ограбление?

– Нет.

– Убийство?

Он помедлил и наконец пробормотал:

– Можно и так сказать.

Я содрогнулась.

Так это все из-за убийства, совершенного пятьдесят девять лет назад? Кто убийца? Профессор? Неужели профессор убил ту самую Надю? Наверное, он задушил ее на том берегу недалеко от Шиле и спустя годы вернулся, не выдержав угрызений совести. В книгах постоянно читаешь, как убийцы не могут удержаться, чтобы не посетить место преступления.

– Профессор – убийца?

– Нет.

– Тогда в чем проблема?

– Ну Майя!

Он в негодовании поднялся с кресла, немного прошелся по комнате, затем встал за столом, опершись на него обеими руками:

– Не пытай меня, Майя! Поверь, я не могу тебе рассказать. Все слишком серьезно. Могу лишь ответить, что дело это международного значения. Ради себя самой и Керема забудь о нем.

– Хорошо, сделаю, как ты говоришь. Но последний вопрос. Не поднимай так брови, точно последний. Если профессор никого не убил, зачем он им нужен?

Брат некоторое время помолчал, будто прикидывал, как сказать. Наконец он тихо ответил:

– Боятся, что профессор начнет копаться в прошлом и вытащит на свет это дело.

Этот ответ еще больше меня озадачил. Если профессор невиновен и, наоборот, старается найти убийцу, что в этом может быть плохого?

На самом деле у меня от сердца отлегло, когда я узнала, что профессор – не преступник. Значит, он эту Надю не убивал. Тогда он пытался найти тех, кто ее убил?

Недждет подошел ко мне, чтобы проводить. Он взял меня за плечи (он был на голову выше) и посмотрел мне в глаза.

– Слушай, Майя. Пойми кое-что. Вчера ты в отчаянии мне позвонила, и я поспешил на помощь. Но пусть это будет в последний раз. У мальчика есть отец, с ним разговаривай. Ты взрослая женщина, сама занимайся сыном. Мы из разных миров. Не впутывай меня в эти дела, я тебя прошу – больше не впутывай.

– Разве ты не мой брат?

– Брат, но жизнь и мировоззрение у нас совершенно разные. Пусть каждый идет своей дорогой.

Его выражение лица, холодный взгляд прищуренных глаз, тихая, почти неслышная речь, которую он процедил сквозь зубы, – все это ранило еще больше, чем сами его слова.

Мужчина передо мной не был Недждетом, которого я знала с детства, его словно подменили. Когда-то я считала, что детей в определенном возрасте подменяют на взрослых, то есть люди взрослеют в один миг. Недждет подтверждал эти мои детские фантазии.

Было видно, что он сильно испугался. В его взгляде, в позе, в руках, держащих меня за плечи, я ощущала гнев, вызванный глубинным страхом. Но это