Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк

со своим звеном летал и капитан Геннадий Андреевич Комаров, патрулировали маршруты поставок грузов сепаратистам, из пушек, неуправляемыми реактивными снарядами и бомбами уничтожая их, при этом ещё и сбив несколько самолётов без опознавательных знаков.

— «Бывало, спикируешь на дорогу и из пушек расстреливаешь колонну машин! Особенно красиво взрывались бензовозы и грузовики с боеприпасами!» — пояснил активный участник событий.

— «И много наших там?!» — не удержался от вопроса, всегда и давно интересующийся военными и международными делами, Платон.

— «Да кто ж тебе скажет?! Это же военная тайна!» — вдруг показал свои знания молодой политработник.

— «Для кого может и тайна, а для американцев нет! Они об этом в своих газетах пишут!» — поставил Платон марксиста-ортодокса на место.

— «Так, когда я в октябре уже собирался домой, к нам на аэродром авиабазы в Кано за один рейс восемь наших транспортников Ан-12 доставили в разобранном виде по одному МиГ-17 в каждом самолёте! Так что самолётов хватает!» — согласившись с Платоном, продолжил Геннадий Андреевич.

— «Так я про это читал!» — обрадовался поддержке молодой международник.

И дядя Андрей с нескрываемой гордостью продолжил:

— «Нас, отбывающих на родину советских лётчиков, в составе которых был и я, принял в Лагосе, поблагодарил и вручил награды, сам Якубу Говон!».

— «А кто это?!» — невольно вырвалось у Павла.

— «А Лагос, что это такое?!» — спросила и бывшая учительница географии начальной школы.

— «Президент Нигерии! А Лагос — столица её!» — первым среагировал, разбирающийся в политике и в географии, Платон.

— «В Лагосе такая влажность, что выходишь на улицу из гостиницы, и сразу рубашка становится мокрой!?» — больше для женщин подчеркнул советский военный специалист климатическую специфику Нигерии.

Их совместный взаимно интересный разговор коснулся и многих других вопросов, завершившись за полночь.

В последующие дни Платон на работе пролистал, специально взятые с собой газетные вырезки про Нигерию, особенно из газеты «За рубежом», и стал систематизировать информацию о продолжающейся гражданской войне.

По высказываниям западных средств массовой информации стало ясно, что с декабря этого года их всё больше стало беспокоить постоянно возрастающее советское военное, экономическое и политическое присутствие в Нигерии, причём даже вне зоны непосредственного конфликта.

Первые партии советских истребителей-бомбардировщиков прибыли в Нигерию ещё в конце августа 1967 года. Их дальнейшие поставки, сопровождавшиеся прибытием от двух до трёх сотен человек советского военного и технического персонала, продолжались в течение последующих 15 месяцев, пополняя потери.

Но двери для широкого советского проникновения в Нигерию открылись только после подписания Советско-Нигерийского договора в ноябре 1968 года.

Поэтому в последующие недели советское присутствие стало еще более заметным. И это начало беспокоить не только британцев и американцев, но и многих нигерийских умеренных политических деятелей.

Вскоре после подписания договора из Северной Нигерии стали поступать сведения о советском стрелковом оружии, в больших количествах перевозимом по ночам с аэродромов в Южной Сахаре в Кадуну, а оттуда — в расположение Первой Дивизии нигерийцев в Энугу.

До этого из СССР поступали истребители-бомбардировщики, бомбы, мины, НУРСы, патрульные корабли, а для пехоты — автоматы АК-47, патроны, гранатомёты с выстрелами и ручные гранаты. Во второй половине 1968 года в Нигерию стали поступать уже крытые тентами грузовики, пикапы, техника для рытья траншей, и появились советские младшие офицеры.

Советские офицеры не делали секрета из того, кто они и проводили с младшим комсоставом политзанятия, заставляя его посещать лекции, на которых пропагандировались достоинства советского образа жизни.

К концу 1968 года советские техники, в дополнение к Кано, создали базу и в Кадуне. Там и на небольшом муниципальном аэродроме в Калабаре они сделали полноценные взлетно-посадочные полосы со всем необходимым для посадки ночью и в условиях плохой погоды, способные принимать бомбардировщики Ил-28 и транспортные самолеты Ан-12.

— Эх, жалко! Мне теперь трудно стало общаться с отцом — в основном по телефону и слишком коротко, чтобы подробнее обсудить политические вопросы!? — несколько досадовал Платон.

Теперь Пётр Петрович не ночевал в Реутове, так как было негде. В одной комнате — молодожёны, а в другой — три кровати сына, бывших тёщи и жены, которая из-за ревности к другим женщинам теперь не пускала бывшего мужа в свою постель.

Да и что-то делать в дачном доме он уже не хотел, оставив себе только сад и частично огород.

— Пусть теперь Павел начинает хозяйствовать! Вон, как Алька за него вцепилась?! Молодой, мол, хозяин! Но её понять можно! Мне это уже не так интересно! Да и годы уже?! А сын занят учёбой! Ему бы чуть передохнуть в свой короткий отпуск, а тут — помогать надо! — рассуждал Пётр Петрович.

А Павел уже прочувствовал свою новую роль в большой семье, и стал отстаивать свои права и интересы.

— «Мама! А вы не могли бы поговорить с Платоном, чтобы он к нам в комнату стучался бы и днём?!» — как-то попросил он тёщу.

А Платон иногда, больше по привычке, днём в выходные дни, как к себе домой, заходил к ним взять книгу из книжного шкафа или даже немного послушать музыку. Так что теперь он не мог под музыку заниматься гантельной гимнастикой в их комнате и тем более всё ещё грустить по своей бывшей сильной любви к Тане Линёвой.

В такие моменты он любил слушать на тему прошедшей любви и расставания с нею песни Жана Татляна «Страна влюблённых, «Прошлая осень» и «Хочу забыть», а также Валерия Ободзинского «Два окна со двора».

Изредка по вечерам, когда занятия в институте заканчивались раньше, или по пятницам, когда перед выходными можно было припоздниться, Платон заезжал в гости к отцу на свою родину.

В один из визитов сына Пётр Петрович подарил ему свои старые карманные часы «Молния» на цепочке, и тот стал с гордостью носить их, к тому же в брюках предусматривался маленький кармашек для них.

— «Пап! А я помню, как ты в Париже во время прогулок доставал их и смотрел время!» — тут же вспомнил Платон яркие картинки из своего детства.

А отец, тоже ударившись в воспоминания, напомнил сыну, как в детстве тот строил из мокрого песка целые города с улицами, мостами и туннелями.

— «Я даже тогда подумал, что ты, ещё и как хорошо рисующий и чувствующий план, после школы поступишь в МАРХИ, к тому же он самый ближний к нашему дому институт, и станешь архитектором!? А потом твой интерес переключился на железную дорогу! Ты стал рисовать её в плане, что только подтвердило моё предположение по поводу архитектурного!» — добавил он.

Но больше всего,