Йога Таун - Даниэль Шпек

стал отцом, без забот и обязательств, тем Лоу, в которого я тогда, возможно, влюбилась бы, будь я Коринной. Труднее мне было спросить себя, почему талант, которым Лоу, несомненно, обладал, он не обратил в дело своей жизни. И не в этом ли причина, что за букетом историй о музыкантах, которые он так любил рассказывать, угадывалась затаенная грусть, смущавшая меня в детстве. Помню, как меня сбивало с толку, когда передо мной сидели одновременно два Лоу, веселый и грустный, и я не знала, какой мне больше по душе. Один смешил меня, а другой утешал, обнимал – желательно так, чтобы никто этого не заметил. Особенно Коринна. Это должно было оставаться нашей с ним тайной.

* * *

То же самое я чувствовала и сейчас, слушая, как он рассказывает немцам про «Битлз»: что Махариши стал для них кем-то вроде отца, когда умер их продюсер Брайан Эпстайн, что у Джорджа была кармическая связь с Рави Шанкаром, который учил его играть на ситаре, и все профессиональные истории, которые я знала с тех пор, как научилась думать. Немцы мало-помалу прониклись рассказами Лоу, даже начали восхищаться, и я помалкивала, чтобы не отвлекать внимание на себя – Лоу будто молодел с каждой новой историей. В этом кафе я была единственной, кто видел другого Лоу, не того, что сыпал историями – историями, в которых сам не появлялся, хотя присутствовал. Я понимала, что он рассказывает их не затем, чтобы приобщиться к славе рок-идолов, а, наоборот, чтобы спрятаться в их тени. Сохраняя молчание, я становилась его сообщницей. Но тут, словно чтобы сломать ему кайф, кто-то спросил:

– А почему ты сам не стал музыкантом?

Лоу повернулся ко мне и удивился не меньше меня – вопрос был задан моим голосом.

– Жизнь музыканта непростая. Живешь от концерта до концерта, никогда не знаешь, что будет дальше.

– Ты и так никогда не знал, что будет дальше.

– Да, но…

– Ты всегда к услугам других музыкантов. Если кто-то из них звонит тебе ночью, потому что у него сломалась гитара, ты садишься в машину и мчишься в Кельн, чтобы привезти ему новую. Но неужели ты никогда не жалел, что сам не выходишь на сцену?

– Да, была такая история с гитарой Рона. – Лоу повернулся к немцам: – Бедняга. Он был по-настоящему талантлив, и трудолюбия не занимать. Но встречался не с теми людьми и не в то время. И не мог от них избавиться. А когда ты в семьдесят все еще играешь на свадьбах композиции Dire Straits, это уже конечная станция.

– Почему ты не попробовал?

– Я пробовал, но то одно, то другое. Нужно платить за квартиру, нести ответственность.

«Я знаю, о чем ты говоришь», – подумала я.

Обо мне.

– Значит, если бы у тебя не было ребенка, ты бы стал известным?

Эти слова причинили ему боль. Но мне нужно было знать.

– Люси, ты лучшее, что произошло со мной в жизни. Занятия музыкой всегда были вроде увлекательной игры. А ты… ты мой подарок судьбы.

Он взял меня за руку и посмотрел с такой нежностью, что я чуть не расплакалась. Мне было неловко перед посторонними. Лоу принялся рассказывать немцам, какой я превосходный преподаватель йоги, прославлял мой талант, самодисциплину, карму – мне хотелось провалиться сквозь землю. Кем я сейчас точно не была, так это преподавателем йоги. Лоу не желал этого понять, словно мысль о моей неудаче была для него невыносимее, чем осознание собственной неудачи.

Его восхваления не могли развеять мою неуверенность в себе. Наоборот. Я никогда не сомневалась, что он любит меня. Но стал бы он знаменитым музыкантом, если бы не стал так рано отцом? Спустя время кажется, что все случившееся – судьба. Даже если на самом деле то была череда случайностей. Или собственных решений. Если бы я поверила в себя, то стала бы мамой после тридцати лет. Этого не случилось. Потому что в последний момент я дернула стоп-кран. Мы расстались, а сейчас человек, которого я считала неспособным прокормить даже самого себя, имеет жену, двоих детей и дом на озере. Но если бы не это расставание, я не пережила бы кризис, а без кризиса я бы не получила диплом преподавателя йоги. Я уволилась из агентства, чтобы преподавать йогу. Я нашла свой мир. И думала: пусть так, пойду по жизни одна, как Лоу и Коринна. Семейная карма. Думала, что не обладаю даром строить отношения. Но в тот момент, когда я закрыла для себя тему детей, я получила двоих в подарок. Не планируя этого. Судьба? Карма – это вовсе не предопределенность. Это лишь закон причины и следствия. Любое событие основано на предшествующих событиях и предопределяет последующие. В мимолетном мгновении между прошлым и будущим таится свобода воли.

* * *

Лоу рассказал немцам, что в Ришикеш Джон приехал с Синтией. Он уже давно был влюблен в Йоко, но не мог решиться порвать с Синтией. И только здесь сделал выбор. В пользу Йоко. Это было начало конца «Битлз».

Я оставила компанию сидеть за столом и вышла на террасу. От вида на Ганг захватывало дух. Вода сверкала бирюзой. Отсюда Ришикеш выглядел очень спокойным – таким он, наверное, был в то время.

Вдруг подумалось: я стала началом конца юности Лоу. Конец Марии, начало Коринны. А в мимолетном мгновении между ними умер Марк. Я вспомнила, как Лоу однажды сказал об их путешествии в Индию:

– Мы поехали туда втроем и вернулись втроем. Но в другом составе.

– Почему в другом? – спросила я.

– Ну, ты уже была у мамы в животе.

Вышел Лоу, закурил. Мы стояли у перил и смотрели вдаль. Он слегка прижался ко мне, якобы нечаянно, и так и замер. Но не решался заговорить.

– Ты еще встречался с Марией, когда я была зачата?

Вообще-то я не хотела знать о сексуальной жизни родителей. Но сейчас для меня было важно, как так получилось, что я живу.

– Зачем тебе это знать, какая разница.

– Да или нет?

– Да.

Значит, своей жизнью я обязана измене.

– Вы расстались из-за меня?

– Люси, это уже не имеет значения.

– Я просто хочу знать.

– Нет, мы расстались раньше.

– Ты же сказал, что еще встречался с Марией?

– Ну да, но…

– И встречался, и нет? Как кот Шредингера? Пока ящик закрыт, кот одновременно и мертв и жив.

– Как-то так.

Он смущенно улыбнулся, провел рукой по волосам, по-прежнему глядя на Ганг. Словно предпочитал подняться над обыденностью жизни.