Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин

Как будто бы предвидя осложнения, международное право все-таки указывало, что труд пленных на неприятеля есть неотъемлемая часть войны. Статья 6 Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 года сообщала: «Государство может привлекать военнопленных к работам сообразно с их чином и способностями, за исключением офицеров. Работы эти не должны быть слишком обременительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям». Первыми такой возможностью воспользовались немцы.

В ходе боев за Восточную Пруссию германская житница (а перед войной Германия ввозила около трети необходимого продовольствия) была частично разорена, а население бежало в глубь страны и должно было там оставаться впредь до твердой уверенности, что русское вторжение не повторится. Сражения за Восточную Пруссию шли несколько месяцев, и, хотя уже не отличались тем накалом и глубиной, как в августе, так как германцы старались перехватить инициативу действий на Востоке, тем самым вынуждая русских бросать все резервы в сражения на территории Польши, никто не мог дать гарантий. Поэтому осенью 1914 года германское командование использовало русских военнопленных на уборке урожая в Восточной Пруссии и Силезии, так как большая часть эвакуировавшихся с началом войны все еще оставалась в глубине страны.

Поступление дешевой рабочей силы, которую можно было использовать для активной эксплуатации, согласно международному праву, являлось слишком существенным «лакомством» и чересчур насущной необходимостью для государства, чтобы от него просто отказаться. Таким образом, в период Первой мировой войны «военнопленные уже не являлись, как раньше, просто обезвреженными, временно задержанными комбатантами, а трактовались государствами пленения как особого рода подневольная рабочая сила, имевшая при наличности продолжительной экономической борьбы особенное значение».^[131] Первым 6-й статьей Гаагской конвенции воспользовался тот, кто первым ощутил нужду в рабочей силе. А именно — немцы. Вслед за ними, в самом скором времени все воюющие державы перешли к практике той или иной степени использования труда военнопленных в народном хозяйстве.

Во всех воюющих государствах в отношении пленных действовали специально выпущенные в начале войны Положения о военнопленных, которые затем дополнялись узаконениями и правилами использования и размещения пленных. Эти своды были весьма объемны. «Всем воевавшим странам пришлось заново регулировать вопрос о положении военнопленных применительно к особым условиям мировой войны. Им пришлось уже во время войны выполнить большую работу по нормировке сложной техники содержания военнопленных и управления ими. Результатом этой работы явились… внутреннегосударственные и международно-правовые акты, представляющие собой целые кодексы детально разработанных постановлений о военнопленных».^[132] То есть опора на международное право являлась необходимой составляющей тех государственных документов, что относились к военнопленным.

В своих базовых основах эти Положения и «кодексы» неизбежно исходили из требований Женевской конвенции 1906 года и Гаагской конвенции 1907 года, ратифицированных всеми великими державами. Статья 4 Гаагской конвенции говорила: «Все военнопленные находятся во власти правительства, захватившего их в плен, а не отдельных лиц. Обращаться с ними надлежит человеколюбиво. Все, что принадлежит им лично, остается их собственностью». На этих основаниях содержались пленные в Русско-японской войне 1904–1905 гг. Казалось бы, что так будет и в дальнейшем, с учетом тех поправок, что внесла в Женевскую конвенцию Гаагская конвенция 1907 года. Но Первая мировая война в силу своего размаха, идеологической и национальной подоплеки, количества военнопленных, ожесточения борьбы и т. п. изменила то, что предполагалось незыблемым.

В Российской империи соответствующее Положение о военнопленных с изложением прав и обязанностей, согласно международному законодательству, было принято 7 октября 1914 года. Утверждалось оно лично императором Николаем II, а общее заведывание делами неприятельских военнопленных было отнесено к компетенции Главного управления Генерального штаба. Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны 18 октября 1907 года в преамбуле гласила: «Население и воюющие остаются под охраной и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, из законов человечности и требований общественного сознания».^[133] Официальные документы должны были соответствовать требованиям международных норм. Поэтому и в Положении 7 октября указывалось, что «с военнопленными, как законными защитниками своего отечества (выделено. — Авт.), надлежит обращаться человеколюбиво».^[134] Сущность военного плена перед войной: «Во-первых, военным пленом признавалось ограничение свободы оказавшихся во власти воюющего государства законных комбатантов враждебной стороны. Цель плена — предотвратить участие пленных в продолжении военных действий. При заключении мира состояние военного плена прекращалось. Плен не рассматривался как наказание. Во-вторых, за военнопленным должно было признаваться достоинство обезоруженного воина, выполнявшего свой долг перед родиной. В-третьих, военнопленные имели право на общение с родиной, на беспрепятственное пользование разными видами помощи со стороны обществ, надлежаще учрежденных по законам их стран».^[135] Все эти требования соблюдались. Но не в полной мере, а с учетом той ситуации, что выдвинул мировой конфликт, потому что война между Россией и Японией, как в 1904 году, — это локальный акт, фиксируемый международным посредничеством, а мировой конфликт, в который оказались втянутыми все великие державы, не оставлял места для нейтрального контроля.

Следует отметить, что принятые в воюющих государствах законодательные и иные нормативно-правовые акты, относившиеся к военнопленным, стали нарушаться правительствами и администрацией на местах в этих странах почти немедленно. Первоначальный импульс был придан действиями германцев, раздосадованных крахом «Плана Шлиффена» и, следовательно, обозначившейся перспективой борьбы на измор, что с большей вероятностью грозило поражением Германии и ее союзников, нежели поражением Антанты, которое могло быть достигнуто лишь прямыми военными действиями, но никак не истощением в войне. К тому же в первый месяц войны германцы получили в свои руки сто пятьдесят тысяч только русских военнопленных, взятых в Восточной Пруссии. Плюс несколько десятков тысяч французов. Плюс население целой Бельгии, рассматриваемое как враждебное. Было, о чем подумать!