Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Деникин получал полномочия Главы Южнорусской власти «по соглашению» Круга и Главного Командования, без баллотировки, однако для его преемника признавалось необходимым издание специального закона, принятие которого возлагалось на Законодательную Палату. В выступлении республиканца Агеева и представителей кубанской фракции 18 и 22 января высказывалась уверенность, что «при непосредственном знакомстве Главного Командования с народными представителями» Деникин «отбросит те, навеянные на него третьими лицами представления о самостийниках и демагогах» и «усовершенствует южнорусскую власть» в духе «законченного народоправства в форме демократической республики», отказавшись (по мысли Агеева) и от «абсолютного вето», и от непосредственного подчинения себе трех министров^[135]. К концу января были выработаны основные структуры южнорусской власти, создававшейся «на основах соглашения» между Главным Командованием и Верховным Кругом. 19 января 1920 г. был принят «Наказ» комиссии при переговорах с Главкомом. Содержание «Наказа» в основном повторяло условия, выдвигаемые Кругом: формирование Южнорусской власти «впредь до созыва Всероссийского Учредительного Собрания», создание Законодательной Палаты «из представителей избранных населением по пропорциональному принципу», ответственность исполнительной власти перед законодательной, право «относительного вето» для Главы власти – Главкома ВСЮР. После переговоров в Тихорецкой (22 января) Верховный Круг подавляющим большинством голосов (при 2 – «против») утвердил «Положение о Южнорусской власти», сразу же получившее условное название «Конституция Юга России». Круг утвердил также Закон об амнистии казакам, солдатам и офицерам-красноармейцам Дона, Кубани и Терека и Указ о срочной мобилизации на фронт (23 января)^[136].

Создание новой системы власти привело к осуществлению еще одного требования казаков – созданию самостоятельной Кубанской армии, призванной подтвердить «суверенный» статус Края. Ее основой стала Кавказская армия, уже действовавшая в составе ВСЮР. Предполагалось сведение всех воинских частей, укомплектованных кубанскими казаками, в отдельную армию, а подразделения из горцев и терских казаков (из состава прежней Кавказской армии) переводились бы на другие участки фронта. Новые части из казаков-добровольцев сводились в особую – Гайдамацкую – дивизию.

Командующим формируемой армией стал популярный генерал-лейтенант А. Г. Шкуро. В первых же своих приказах он отмечал изменившиеся цели борьбы и требовал от «казаков, горцев и солдат» активного сопротивления наступавшей на Кубань Красной армии: «Помните, что вы должны бороться не за благо спекулянта и мародера, а за законную спокойную власть всякого русского гражданина, и если вы это запомните, если вы открыто и честно будете это исповедовать и так поступать, то никакие многотысячные армии Троцкого не страшны армии-освободительнице. Все падет перед вами, и все русское, честное, любящее свою Родину – все будет с вами. Уроки прошлого всем нам ясно показали, чего не надо делать… Запомните завет нашего Главнокомандующего генерала Деникина, который в полном согласии и единении с Верховным Казачьим Кругом открыто заявил, что Россия должна быть Единая, Великая и Неделимая; Донская и Кубанская армии составляют нераздельную часть Единой Русской армии, управляемой одними законами и единой властью… Отбросив все сомнения и домашние нелады, дружно становитесь в ряды молодой Кубанской армии несущей освобождение Родине» (приказ № 10 от 27 января 1920 г.). Характерной чертой приказов Шкуро было и явное стремление подчеркнуть «антирусский характер» власти большевиков и весьма своеобразное понимание борьбы против нее: «Вперед, кубанцы. В защиту своей чести, своей славы, своего существования. С нами Бог. Нет большевизма – есть жиды. Будь на Руси один, что называется, большевизм, мы давно с ним сговорились бы и перестали бы резать друг друга, так как мы верим в одного Христа Спасителя. Всему мешают жиды, которые на время приняли даже другие фамилии: Троцкий, Зиновьев и т. д. на самом деле Бронштейн и Апфельбаум. Пока в России жиды – не будет России, а будет жидовский шабас-кагал. Итак пойдем за Веру Православную, за Крест Святой, что мы носим на груди» (приказ № 57 от 21 февраля 1920 г.). «Давайте вместе пойдем, как братья, на защиту прав народных, давайте вместе бороться против насилия и грабежей, откуда бы они ни приходили, и только в дружной совместной работе Дона, Кубани и Терека и Ставропольцев мы сумеем защитить свои очаги, свои семьи от насилия и произвола и довести страну до Всероссийского Учредительного Собрания» (обращение к «горожанам, рабочим и крестьянам Ставропольской губернии»). Призывы Шкуро поддерживались самими казаками. Так, еще в декабре 1919 г. по приговорам станиц Баталпашинского отдела принимались постановления, что «в случае недостатка той силы, которая командирована будет нами на фронт, мы можем все способные владеть оружием и выступить на защиту родного нам Края и Родины, дабы не пустить и окончательно победить злых и коварных издевателей большевиков и воскресить светлое будущее нашей Неделимой Родины России»^[137]. Нельзя сказать, что боеспособность кубанских полков существенно возросла, однако в ходе боев в начале февраля 1920 г. частям РККА был нанесен ряд ощутимых ударов, а дополнительные мобилизации, например в Лабинском отделе, превзошли первоначальные ожидания, позволив сформировать уже «третьеочередные» полки.

Это не изменило, правда, общего развала фронта. Во время встречи с делегацией городского самоуправления Ставрополя в феврале Деникин сказал, что «никогда они не были ближе к Москве, чем теперь; разъяснял, какой могучий треугольник образует его армия; о него уже, де разбилась конница Буденного, разобьется и вся большевистская армия. А на другой день пришло известие, что кубанские казаки, образовавшие восточное ребро треугольника, ушли, обнажив фронт»^[138].