Этот маленький город - Юрий Николаевич Авдеенко

Локтев сидел, прислонившись спиной к теплому шершавому камню, и видел над собой бесцветное солнечное небо и твердь горы, уходившей ввысь стремительно и круто.

Чугунков говорил:

– Там полный разгром. Они расквасили всю вершину – лейтенанта и матроса – подчистую. Радист ранен в бедро. Перевязал как мог.

– Рация?

– Была цела. Он с морским штабом связь держит.

– Потому немцы и бьют.

– Да, – удивленно согласился Чугунков. – Как я сразу не сообразил.

– Радиопеленг.

– Ему надо прекратить передачи, – сказал Чугунков. – Может, фрицы тогда отстанут.

«Надо связаться с майором Журавлевым, – подумал Локтев. – Надо просить помощь и боеприпасы. Отобьем одну атаку, самое большее – две… А что дальше?»

– Вы побудете здесь за меня, – сказал Чугункову.

– Это не по уставу. У вас есть помкомзвода.

– Убит.

– Остались командиры отделений.

– Я назначаю вас своим заместителем.

– Это не по уставу, – повторил Чугунков.

– Возможно. Но… приказ начальника не обсуждают.

Чугунков кивнул: ясно, не обсуждают. Предупредил:

– Будьте осторожны.

Радист стонал в неглубоком окопчике, вырытом за огромным морщинистым камнем. Камень центровал вершину. Однако немецкие минометчики не отличались меткостью. И не могли попасть именно в центр. Вот почему рация уцелела. А радист был только ранен, в то время как товарищи его погибли. Они лежали метрах в трех от радиста, чуть присыпанные землей.

Локтев попросил:

– Свяжитесь, пожалуйста, со штабом моего полка.

– Вам радиограмма от майора Журавлева, – сказал радист и протянул блокнот, где нетвердым крупным почерком было написано: «Держаться до последнего. Высоту не сдавать. Обеспечу поддержку в течение часа».

– Когда принята радиограмма?

Радист вынул карманные часы:

– Двенадцать минут назад. – Лицо у радиста было молодое, страшно бледное, с тонким, заостренным носом.

Глазок на рации вдруг беспокойно замигал. Локтев услышал прерывистый писк морзянки. Радист сказал:

– Это мои.

Морщась от боли, принялся записывать знаки.

– Что они говорят? – спросил Локтев.

– Требуют корректировки… У вас нет воды? – Радист облизывал сухие, сморщенные губы.

Локтев отстегнул фляжку.

Радист припал к ней не жадно, а как-то почтительно. Возможно, от слабости. Напившись, произнес с тоской:

– Нам бы хоть одного артиллериста!

И у Локтева вдруг тоже пересохло в горле, и пальцы напряглись, как закостенелые. Спросил хрипло:

– Карта есть?

Радист кивнул:

– В планшете лейтенанта.

«Это не просто совпадение – это судьба, – билось в мозгу. – Это закон высшей справедливости, пославший меня сюда в этот день, в этот час. Такие примеры можно найти в истории, если листать архивы внимательно и трудолюбиво. Внимательно и трудолюбиво…»

– Передавайте: «Квадрат А-21. Вижу скопление пехоты и автомашин противника до батальона…»

Зашипела мина.

– Ложитесь, младший лейтенант! – через силу выкрикнул радист.

Локтев припал к земле. Немного поздновато. Осколок раздробил ему правую ключицу. Но боль архивариус почувствовал лишь тогда, когда попытался поднять бинокль. Стало жарко. И пот выступил на лице и на ладонях.

– Там плохо, – сказал артиллерист. – Там совсем проклятое место.

– Вы правы. – Локтеву показалось, будто он крикнул.

Но радист не расслышал его слабого голоса. Спросил:

– Вы что-то сказали?

В это время три взрыва ахнуло в квадрате А-21. Перелет.

– Передавайте, – напрягался Локтев. – Влево сто, ближе триста…

……………………………………………………

– Так, так… Дальше пятьдесят.

……………………………………………………

– Хорошо. Цель накрыта…

С вершины до подножия Чугунков нес Локтева на руках, как малого ребенка. Санитар, принявший младшего лейтенанта на носилки, увидев изуродованное плечо, сказал тоном знатока:

– Этот уже отвоевался.

– Ну и что? – сердито возразил Чугунков. – У человека специальность есть. От него и в тылу польза будет. Тыл нынче кует победу. Слышал про это?

– Слыша-ал… – протянул санитар.

Мимо солдаты катили пулеметы, несли боеприпасы. Майор Журавлев послал на высоту усиленную стрелковую роту.

Полк несколько изменил дислокацию, и Сивая приобрела важное тактическое значение.

Глава седьмая

1

Командный пункт словно кибитка кочевника: сегодня в одном месте, завтра в другом. И опять мелькают лопаты и рыжие гимнастерки темнеют на спине и под мышками. И солдаты, жадно припадая к фляжкам, матерят каменистый кавказский грунт, удивляясь между тем, как на такой нещедрой земле могли вымахать в вышину дивные, прямо-таки роскошные деревья.

Ребята с катушками на горбу обеспечивают связь между батальонами. А Ваня Иноземцев, адъютант майора Журавлева, хлопочет над ящиками и мешками, думая лишь о том, как бы поуютнее обставить новое жилье, вовремя накормить командира, подшить свежий подворотничок… У Вани свои дела.

А вот у радистки Гали в полку дел больше нет. Гонцов выполнил обещание, и сегодня поступило предписание направить рядовую Г. Приходько в распоряжение штаба дивизии. Новый радист приехал утром на низком, побитом осколками «пикапе». Этой же машиной должна была уехать Галя. Но она не стала задерживать торопившегося пожилого вольнонаемного шофера, которого почему-то настораживало фронтовое затишье, и сказала, что доберется в штаб дивизии сама.

Она умылась в речке холодной водой, села на большой гладкий камень, подкрасила губы и ресницы. Маленькое зеркальце в клеенчатом, словно записная книжка, переплете слегка дрожало у нее на ладони. Галя расслабила руку. Положила ее на колени, обтянутые зеленой юбкой. Посидела так несколько секунд. Потом опять подняла руку: зеркальце дрожало по-прежнему.

– Это от недосыпания.

Услышав его голос, она не вскочила – ноги не повиновались ей. В зеркальце, которое теперь ходило ходуном, он отразился во весь рост, и она могла видеть его не поворачиваясь.

– Иноземцев сбился с ног, разыскивая вас, – сказал майор Журавлев и, ступив на плоский с выдолбиной камень, остановился за ее спиной. – Думал, вы уехали не доложив.

– Я никогда не нарушала уставов. – Галя закрыла зеркальце и спрятала его в полевую сумку.

– Правильно. Не люблю бойцов, которые нарушают уставы.

Она сказала, глядя в воду, подернутую вялой рябью:

– Ловлю на слове. Значит, вы любите меня…

Он смутился, но не сильно. Щеки его чуть зарозовели. И ресницы задрожали, словно от напряжения. Но о своей командирской должности он не забыл:

– Я люблю всех бойцов своей части, честно выполняющих долг перед Родиной.

– Браво! – сказала Галя. – Подайте мне руку.

Ему пришлось идти по камням. Сапоги у него были начищены и щедро блестели. Маленькая рыбка выскользнула из-под камней и, вильнув хвостом, пошла вглубь. Галя следила за рыбкой до тех пор, пока Журавлев не заслонил собой и рыбку, и воду, и небо. Пальцы у него были прокуренные, с крупными ногтями. Встав, Галя оказалась с ним лицом к лицу. Для поцелуя нужно было лишь чуть податься вперед. Но он стоял, словно из бронзы, тяжелый, неподвижный.

– Товарищ майор, разрешите доложить… – съехидничала она.

Видимо, он начисто был лишен чувства юмора. Или прикидывался таким человеком. Только сказал:

– Не здесь.

И ей стало