Римская диктатура последнего века Республики - Нина Чеканова

Потрясающая картина разложения римских нравов и традиции была нарисована историками и публицистами. С резкой критикой действительности выступал Саллюстий. Он писал, что если предки обладали нравственными качествами, возвеличивавшими их (трудолюбие, справедливость, беспристрастность и пр.), то его современники были рабами наслаждений в частной жизни, денег и влияния — в общественной деятельности. Для них, по мнению античного историка, были характерны развращенность, алчность, праздность, честолюбие (Sail. Cat., 12; 13, 2—5; 52,19—23). В переписке с друзьями и близкими Цицерон представлял римскую историю середины I в. как сплошную цепь преступлений против государства и обычаев предков. В народном собрании постоянно звучали скандальные разоблачения подкупа судей, взяточничества управляющих провинциями, недееспособности сената и пр.

На глубину процесса нравственного разложения и морального падения указывает тот факт, что римские сатирики и критики осуждали и обличали «порчу нравов», но при этом искали покровительства и дружбы влиятельных нобилей, прославляли их как героев и царей. Энний пользовался покровительством Сципиона Африканского Старшего, Луцилий — Сципиона Эмилиана, Саллюстий имел поддержку в лице Цезаря, Цицерон искал опору в Помпее. Это позволяет поставить под сомнение их принципиальность и последовательность в вопросах отношения к нравам предков и социальной этике. В целом в римской литературе, историографии, публицистике II—I вв. получили развитие социально-психологический негативизм, скептицизм и критицизм, которые отражали и способствовали дальнейшему развитию индивидуализма и социально-негативного поведения.

Соединение в римском общественном сознании и межличностных отношениях устойчивой приверженности традиции и заветам предков с гедонистическим, а порой аморальным безразличием к ним, с определенной открытостью внешнему влиянию можно во многом объяснить субъективными факторами — личными вкусами, обстоятельствами биографий тех персонажей, о которых нам сообщают античные авторы. Но за этим стояли и глубокие объективные причины. Носителями новых морально-этических ценностей в период поздней Римской республики выступали представители тех сословных групп, которые по тем или иным причинам были слабо интегрированы в римское общество, а потому свободные от римских полисных традиций и норм: аристократическая молодежь, младшая сенаторская аристократия, homines novi, римский плебс, люмпен-пролетариат, жители италийских общин, провинциалы. Их интересы, стиль жизни и мотивы поведения невозможно объяснить лишь индивидуальными наклонностями вне общей тенденции морального перерождения общества.

Они ориентировались на такую модель отношений, основу которой составляли рационализм, прагматизм и индивидуализм. Социально-экономическое и политическое развитие Римской республики во второй половине II — начале I в. при традиционной ориентации на mos maiorum способствовало формированию подобных основ. Я. Ю. Межерицкий заметил, что, разворачиваясь в сфере общественной психологии и идеологии, размежевывая политические группировки и философские ориентации, сталкивая эстетические симпатии, конфликт между блюстителями нравов предков и homines novi был лишь фоном гражданских войн. На наш взгляд, дисгармоничное единство, оформившееся в сфере межличностных отношений, явилось одной из составляющих структурного кризиса, который переживала Римская республика во II—I вв.

Нравственно-героический образ древнего римлянина оказался в противоречии с его жизненным опытом. Общинный уклад непрестанно разрушался развитием производительных сил и общественных форм: завоевания и расширение экономических связей, имущественная дифференциация уничтожали общественную замкнутость и солидарность; расширение сферы публичной власти, усложнение политической практики и все более заметное отчуждение государства — этику самопожертвования ради его интересов; деньги — примитивную простоту жизни, т. к. тратились либо на накопление, либо на роскошь и неумеренное потребление. Распад органических форм римской civitas определил распад консервативных общинных семейно-родовых, религиозно-этических и морально-этических связей и отношений, т. е. распад той сферы, которая составляла межличностные отношения. Все это определяло необходимость и неизбежность преобразования римской civitas в римскую империю.

Вместе с тем параллельно процессу распада общинных форм развивался процесс становления новых, по существу имперских структур. На фоне постепенно и естественно изживавших себя общинных отношений формировался новый уклад жизни, новые межличностные отношения, новые ценностные общественные идеалы и новые поведенческие стереотипы. Современники событий — римские сатирики, историки, публицисты и политики чувствовали взаимосвязь этих тенденций, но относили это к личностной, индивидуальной стороне бытия, не затрагивая коллективную, общественную. Общинные традиции и установки не позволяли римлянам усомниться в ценности республики и принять атрибуты нереспубликанских, монархических отношений. Однако большая часть римского общества, не имея выраженного желания радикального обновления, морально-психологически была к этому готова. Это способствовало, с одной стороны, закреплению традиции, с другой — сдерживало и усложняло процесс обновления Римской республики, наконец, определило специфику социально-политических реформ римского общества.