Караван - Абай Тынибеков

переполненной изможденными и больными людьми тесной землянке постоянно слышался чей-то надрывный тяжелый кашель. За время длительного пребывания в горном котловане обильно пропитанный каменной пылью воздух вдыхался рабами раз и навсегда, и избавиться от него уже было невозможно, и только лишь слегка облегчиться от его удушающего присутствия помогал долгий кашель. Счет дням был почти потерян, но, как полагал Ту Доу, прошло не меньше одного месяца, а то и чуть больше, прежде чем он, несмотря на невероятную головокружительную и тошнотворную усталость, стал иногда, следуя на отдых, незаметно урывками подхватывать горсть глины и прятать за пазухой. Когда все рабы в землянке еще спали, он, пробудившись, доставал ее и, смягчая слюной, начинал лепить из нее маленьких зверушек, каждый раз одну, но всегда новую. Через день после этого, следуя по дороге на работу, он также незаметно для охраны и идущих рядом рабов выбрасывал поделку, дабы никто, и особенно вездесущие надзиратели, не обнаружили ее под изголовьем его тюфяка. Он не знал того, что будет ему за это, но сомневался в том, что все это останется для него безнаказанно. Он стал бояться всего. Только теперь, попав в эту жуткую жизненную западню, он познал истинную суть страха, о которой никогда прежде не догадывался. Страх пропитал его всецело и даже каждую его мысль. Единственным, поначалу казавшимся для него случайным и от этого малоутешительным, но со временем ставшим постоянным, успокаивающим и поэтому значимым отвлечением от всепоглощающего страха была придуманная им маленькая тайна, связанная с изготовлением глиняных поделок. Подобно тонущему человеку, хватающемуся за соломинку, он уже не находил никакой возможности для своего спасения без этого увлечения. Только оно стало вселять в него надежду на добрые перемены в судьбе. Он не мог понять, почему такое происходит с ним, порой даже не верил в него, но отказываться от него не стал, находя в нем хоть и краткосрочное, но все же избавление от царящей вокруг него гнетущей реальности, стараясь найти укрытие в этом своем увлечении от неизбежно подступающего безумства. Воспоминания о прошлой, пусть и не очень сытной и порой даже невыносимо тяжелой, но достаточно свободной жизни до определенного времени для него были невероятно мучительными и даже ощутимо болезненными, будоражащими своей изматывающей горечью почти помутневшее сознание и сжигавшими остатки его истерзанной души. Дабы впредь не изводить себя сожалением о своем прошлом, однажды он научился избавляться от самой мысли думать о нем, от мысли вспоминать ту навсегда ушедшую жизнь. Будучи впервые против своей воли скован и душой, и телом, он познал и истинную цену вольному существованию. Познал, но на этом прекратил свои размышления по этому поводу, считая их в этих новых условиях бесполезными. Однажды задумавшись о своем настоящем положении, о том, кем он стал и что с ним происходит, он, к своему удивлению, поймал себя на странной мысли о том, что за свою жизнь, как таковую, он особо уже и не боится и даже не дорожит ею, но еще больше он был удивлен мысли о том, что о возможной своей смерти он никогда всерьез не задумывался. Такое открытие стало вершиной его долгих размышлений и, как только оно случилось, страх, поселившийся в нем, казалось бы, навечно, вдруг стал ослабевать, освобождая его душу из своих липких лап. С этой поры лишь одна мысль все чаще и чаще стала его посещать и по-настоящему беспокоить – как же сделать так, чтобы не провести остаток своего, пусть и никчемного, существования в этой неволе? Сколько бы долго он ни размышлял над этим вопросом, но ответа пока не находил. Став рабом телесно, повязав на голову синюю повязку, в душе он не чувствовал себя таковым.

* * *

В один из обычных дней, когда в сторону горы на ночную смену повели рабов – носильщиков, а по другой дороге параллельным потоком к жилищам потянулись колонны дневных каменотесов, Ту Доу неожиданно вытащили из людской массы, грубыми толчками в спину повели в сторону, резким рывком за шиворот остановили, ударами древками копий сбили с ног и поставили на колени. Он поднял голову и увидел перед собой чей-то темный силуэт, но из-за дрожащего света факелов, полыхавших за плечами стоящего, рассмотреть его не мог.

– Что это? – услышал он грубый голос.

Стоящий перед ним вытянул к нему руку, держа что-то на ладони. Один из факелоносцев быстро встал в шаге от руки, освещая ее. Ту Доу увидел на ладони одну из своих глиняных поделок и обреченно опустил голову.

* * *

Дышать с каждым мгновением становилось все тяжелее. Пыль забивала носоглотку, а жаркое солнце припекало настолько сильно, что сердце, казалось, больше не выдержит, переполнится кровью и вот-вот разорвется на части. По пояс раздетый Ту Доу вторые сутки был привязан с столбу. Прежде, следуя в котлован, он видел по бокам от дороги на возвышенностях протяженные ряды этих столбов с привязанными к ним рабами, но никогда не задумывался о них, о том, за что обошлись с ними так жестоко. Теперь же он сам находился на месте одного из них, наверняка, как он полагал, умершего в страшных муках. Он мог думать, видеть, слышать и чувствовать свое тело только в первый день. «Скорее бы ночь», – на рассвете второго дня, изредка, приходя в сознание, пересохшими, превратившимися в сплошные раны губами шептал он. «Нет. Не доживу я до нее», – пронеслось у него в голове, когда он в очередной раз очнулся и на миг выплыл из забытия. Полуденная жара стала совершенно невыносимой.

* * *

– Пей, пей, – послышался чей-то далекий и тихий голос. Кто-то приподнял голову, и тут же в рот полилась прохладная влага, с каждым глотком которой все нутро стало сразу же ощутимо остывать, постепенно вытесняя из себя жар, успокаивая биение сердца, приглушая бешеный стук в висках. Вскоре Ту Доу открыл глаза. Первым, кого он увидел, был юноша, незнакомый, но в то же время довольно приятный. Он внимательно всматривался ему в глаза и слегка улыбался. Ничего не понимая, немой устало прикрыл веки.

– Спи, спи, – услышал он тот же голос и через мгновение крепко заснул.

* * *

Поселение, в котором оказался Ту Доу, было другим и не было похоже на то, где прежде он обитал. Здесь повсюду располагались приземистые каменные строения различных размеров. Поначалу странной показалась ему и тишина, царящая во всей округе, от которой он отвык. Какие-то звуки доносились до его слуха, но они не были тем