Наварин (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

«Азия» между двумя кораблями Османской империи

* * *

К пяти вечера первая линия турецко-египетского флота была полностью выбита и союзники, подняв стволы пушек, перенесли огонь по второй, щедро засыпая ее тоннами чугуна. Не выдерживая этого шквала, неприятельские фрегаты один за другим рубили канаты и выбрасывались на ближайшую отмель. Гремели взрывы. Верхние части судов внезапно поднимались на десятки саженей в воздух и там, в клубах огня, рассыпались с оглушительным грохотом, остатки днищ медленно догорали, чадя черным дымом. Раскалившееся от пожаров то там, то здесь произвольно разряжались орудия, еще больше увеличивая смятение и неразбериху. С этого момента сколько-нибудь организованное сопротивление было прекращено.

Из шканечного журнала «Азова» записано: «В исходе 6 часа, не видя против нас ни одного из неприятельских судов, прекратили бой, а в 6 часов (18.00) сражение везде закончилось…»

Около шести союзные флагмана один за другим стали прекращать огонь: вначале англичане с французами, затем наши. Быстро смеркалось. Победители наскоро подсчитывали свои успехи. За время боя было уничтожен линейный корабль и 11 фрегатов. Два линкора и три фрегата сдались, остальные египетские и турецкие суда были потоплены или сами выбросились на берег. У союзников потерь в корабельном составе не было.

И снова лейтенант Гейден-младший: "Но едва померкло златое дня светило, и новые ужасы явились пред глазами союзников. Небесная лампада – ясная луна освещала тогда другую часть мира, и ночной мрак, прерываемый грозным светом взрываемых на воздух магометанских кораблей, окружал друзей и врагов, кои в неистовстве и кипении, упоенные лютой злобой мести, мнили погубить союзные богом хранимые силы и вместе того сами гибли невозвратно в пламени, против других раздуваемом…"

До полуночи в страшном треске и пламенных потоков взлетело на воздух еще пять турецких и египетских судов. Из воспоминаний лейтенанта Рыкачева «…Каждый раз пожар примерно распространялся по всему судну. От чрезмерной жары раскалившиеся пушки стреляли сами собой, а вскоре затем следовал взрыв. Все, что выше крюйт-камеры, поднималось в воздух, остальное оставалось догорать на воде». В эту страшную ночь взлетало на воздух тринадцать неприятельских судов! Надо ли говорить, что в ту памятную ночь среди победителей не спал никто. Битва была выиграна, но что последует далее, не знал еще никто.

Среди этого ночного кошмара безмолвно чернели корабли союзников. «Победоносные корабли, окруженные обломками и плавающими трупами, казались грозными привидениями, при вратах ада на страже стоящими…» Но опасность не исчезла. Союзники готовились к возможному отражению брандерных атак. Где-то среди горящих неприятельских остовов еще таились начиненные порохом легкие и верткие суда, готовые ценой своей собственной гибели отомстить за гибель флота. Они ждали лишь своего часа. Первая атака последовала сразу же после полуночи, когда 64-пушечный египетский фрегат внезапно подняв кливер и бизань, спустился к югу, а затем внезапно стремительно атаковал союзную эскадру. Спору нет, капитан, ведший судно, был человеком отчаянным, ведь заранее обрекал себя на верную гибель, стремясь лишь к тому, чтобы отдать свою жизнь, как можно дороже. решиться на такое мог далеко не каждый! Гораздо безопаснее было бы просто выбросить судно на берег.

Ближайшей целью атаковавшего оказался "Азов". Наши объездные шлюпки, думая, что этой свой, окликали фрегат, но ответа не дождались. тем временем, набирая ход, судно быстро надвигалось на неподвижный флагман русской эскадры. На шканцах "Азова" безмолвно застыли Гейден с Лазаревым. Наконец контр-адмирал, оценив ситуацию, велел:

– Рубите якорный канат, иначе столкновение неизбежно!

Спустя несколько мгновений якорь был обрублен и увлекаемый ветром "Азов" развернуло в сторону. Мимо в шипенье пены промчался фрегат. Теперь он подворачивал уже к "Гангуту". С "Азова" успели не только разглядеть прекрасно раззолоченную корму, но и дать вдогонку храбрецу несколько хороших ружейных залпов.

На "Гангуте" к защите тоже были готовы.

– Абордажных наверх! – кричали боцмана в световые люки.

Авинов так же, как и Лазарев обрубил якорный канат и дал по строптивцу залп целым плутонгом левого борта, но "Гангуту" повезло меньше, чем его предшественнику. Атакующий фрегат с маха вонзился своим бушпритом в грот-мачту "Гангута" и накрепко увяз им в грот-вантах.

– Вперед, ребята! – скомандовал матросам абордажных партий Авинов. – Мы должны предупредить взрыв!

Во главе с лейтенантом Рыкачевым те живо по бушприту и такелажу перемахнули на палубу неприятельского фрегата. Одновременно с борта линейного корабля стрелки вели прицельный огонь по египтянам, пытавшимся подпалить свое судно.

– Слева, слева снимите! – кричал, срывая голос, неутомимый Анжу, – Вон с факелом из люка лезет!

Два-три ружейных выстрела сливались в один, и смельчак падал ничком, не успев добежать до бочек с порохом, щедро расставленных по всей палубе.

Тем временем первые наши матросы уже рассеялись по фрегатской палубе, туша зажженные фитили и выискивая разбежавшихся египтян. В горячке были зарублены несколько матросов, пытавшихся развести на баке костер. Затем заливали огонь лагунами с водой. Спустившись в них, Рыкачев обнаружил, что трюм полностью забит тяжело раненными. Люди надсадно стонали.

– Эко варварство, – утерся рукавом лейтенант. – Обречь столько народа на верную смерть, ясное дело нехристи!

Наверху абордажные рубили такелаж, освобождая "Гангут" от смертельных объятий. В каскаде брызг упал в воду обрубленный бушприт. Отбуксировав фрегат к берегу, ему прорубили днище и посадили на мель. Выносу раненных не препятствовали, им и так досталось…

«После этого случая, – вспоминал позднее лейтенант Рыкачев, – мы посылали сильные объезды по самый берег наблюдать за неприятельскими судами…»

Была еще попытка атаковать французский "Бреслав" но и она закончилась ничем. Брандер был расстрелян еще на подходе. При ее отражении особо отличился лейтенант Брюа. Пройдут годы, и адмирал Брюам возглавит французский флот под Севастополем против таких же, как и он, бывших наваринцев Корнилова и Нахимова. Также, как и они, Брюа не доживет до окончания Крымской войны. Повороты судеб людских поистине неисповедимы.

Всю ночь между стоящими на якорях кораблями и фрегатами союзников ходили дозорные шлюпки. Отовсюду слышались окрики часовых.

– Кто гребет? – кричали наши. – Пароль?

– Москва! – отвечали французы. – Отзыв?

– Орлеан!

Эта безумная ночь навсегда останется в памяти всех, кто находился на кораблях союзной эскадры. Кострами горели у берега турецкие и египетские суда, которые по приказу Ибрагим-паши подпаливали сами команды во избежание пленения.

И снова воспоминания участника тех славных событий: "Гул от взрывов, следовавших один за другим беспрестанно, начинал наводить тоску, а постоянная опасность от брандеров и пожара заставляла нас с нетерпением ожидать рассвета. наконец в 6-ть часов взошло солнце и ярко осветило малые