Расколотая корона - Виктория Холт

В ту пору Генрих Молодой восхищался своим родичем Филиппом более, чем кем-либо из своих знакомых, и одобрял все его поступки с такой беззаветной преданностью, что Филипп не мог не относиться к нему с большой нежностью.

— Ты слышал о Вальтере де Фонтене? — спросил он.

— Я слышал, что он мертв. Разве он не был довольно известным рыцарем?

— Говорили, он был своего рода сэром Ланселотом, и это имя ему вполне подходит, если считать меня Артуром, а Изабеллу — Гвиневрой.

— Ты ведь не хочешь сказать, что Вальтер — любовник Изабеллы?

— Был, кузен! Был! Ты же не думаешь, что я позволил бы своей жене быть мне неверной?

— Полагаю, ты и сам не всегда был ей верен.

— Это совсем другое дело.

— Расскажи мне об этом Вальтере. Я слышал, о нем ходили какие-то легенды.

— Он был очень красив, очень искусен. Немногие могли устоять против него на турнире.

— Ты мог, Филипп.

— Немногие, кроме меня. Представь себе мою ярость, когда я услышал, что Изабелла увлеклась им.

— Она никак не могла предпочесть его тебе.

— Похоже, она хотела нас обоих. Я заподозрил, что, когда я в отъезде, он становится ее любовником.

— Что же ты сделал?

— Я упрекнул его в этом. Он все отрицал. Но он, конечно, счел бы это рыцарским поступком.

— Ты пытал его?

— Нет. Я просто спросил. Сказал, что доверяю его слову как рыцаря.

— Но если он защищал даму…

— Именно. Я запретил ему входить в мой замок и составил план. О, простейший, которым, не сомневаюсь, пользовались многие ревнивые мужья до меня. Я поднял большой шум, будто уезжаю на несколько дней. Я уехал и тайно вернулся.

— И ты застал их…

— Я застал его в ее спальне. Теперь я доказал то, что подозревал, и никто не мог бы меня упрекнуть, если бы я принял против него меры.

— Что же ты сделал?

— Я спросил его, почему он здесь, когда мой прямой приказ был не входить в замок. Я знал, что она его пригласила, но он не выдал бы ее. Я приказал избить его до тех пор, пока он не превратился в сплошной кровавый ком, но он все равно был полон решимости защитить ее. Он оставался рыцарем до самого конца. Он был элегантен, знаешь ли. Его белье было надушено, и он очень следил за собой. Полагаю, именно это и привлекало ее. Поэтому мне показалось хорошей местью повесить его над выгребной ямой, что я и сделал. Он висел там, пока не умер.

Глаза Генриха блеснули.

— Так бы и я поступил с любовником Маргариты, если бы застал его.

— И никто не смог бы тебя упрекнуть. Меня никто не упрекнул. У обманутого мужа есть свои права.

— А Изабелла? Каково было ее наказание? Ты мог бы прогнать ее.

— Что! Когда на кону богатые земли Вермандуа? Я не хотел там неприятностей. Она красивая женщина, и это послужило ей предостережением.

Генрих кивнул и стал восхищаться своим другом еще больше.

— Все это задержало мой отъезд в крестовый поход, — продолжал Филипп. — Вот почему я не уехал. Мне пришлось задержаться из-за этого. Но я отправлюсь в свое время. Это будет еще более захватывающе, чем турнир, и у меня есть несколько грехов, за которые нужно просить прощения.

— Когда ты поедешь, Филипп, — объявил Генрих, — я поеду с тобой.

***

По мере того как влияние Филиппа, графа Фландрского, на Генриха Молодого росло, влияние старых друзей, таких как Уильям Маршал и его вице-канцлер Адам из Черчдауна, ослабевало. Уильям, хоть и был рыцарем, любившим участвовать в турнирах и даже блиставшим на них, был человеком серьезным, и его беспокоило, что Генрих становится все более распутным и высокомерным.

Он пытался урезонить его, указывая, что отец приказал ему помогать Ричарду и будет весьма недоволен, когда услышит, что тот проводит время в расточительных удовольствиях.

— Клянусь Богом, Уильям, — вскричал Генрих, — похоже, ты больший друг моему отцу, чем мне.

— Я служу вам обоим всем сердцем, — ответил Уильям.

— Приближается время, когда служить нам обоим будет невозможно. Тогда тебе придется сделать выбор.

— Молю Бога, чтобы это время никогда не настало, — ответил Уильям.

— А я молю, чтобы оно настало как можно скорее. Я слишком долго ходил на помочах. Я король Англии или нет?

— Вы король по праву, ибо ваш отец возложил на вашу голову корону, но всем нам подобает помнить, что он — господин над всеми нами.

— Прокляни его Бог, Уильям. Я не буду его рабом.

— Он не хочет сделать вас своим рабом. Он хочет, чтобы вы научились у него искусству правления и, когда придет время, приняли его бремя. Это отцовская забота.

— К дьяволу его отцовскую заботу. Он скуп, и ты это знаешь, Уильям.

— Тише, милорд, не говорите того, что может быть истолковано как измена.

— Малодушный Уильям! — насмешливо бросил Генрих.

— Нет, милорд. Крепкий сердцем и, надеюсь, крепкий рукой, когда дело дойдет до вашей защиты.

***

Маргарита была беременна.

— Святой Томас заступился за меня, — объявила она. — О, как я счастлива! Я буду молиться о сыне.

— Этот сын, — гордо сказал Генрих, — однажды станет королем Англии.

— Надеюсь, он никогда не попытается отнять корону у своего отца, как ты у своего.

Генрих рассердился.

— Ты думаешь, я заслужил бы такое обращение? К тому же, — проницательно добавил он, — он никогда не будет коронован, пока я жив.

Он был в восторге. Стать отцом было приятно.

Нужно было отправить послания королям Англии и Франции, чтобы сообщить им, что они скоро станут дедами.

Он подумал о Ричарде, сражающемся в Аквитании. Он всегда немного завидовал Ричарду, потому что их мать так его обожала. Он недоумевал почему, ведь Ричард нисколько не был на нее похож. Ричард был возвратом к их нормандским предкам. Старый Роллон, должно быть, выглядел немного как он.

Ричард преуспевал в покорении Аквитании, потому что был блестящим воином, но говорили, что народ никогда его не примет, ибо он был чужд всему, чем они жили. Он был так глубоко северянином; он мог быть суров и жесток; и хотя у