Расколотая корона - Виктория Холт

— Уильям, — с упреком сказал он, — ты обманул мое доверие. Интересно, что сказал бы твой отец, будь он здесь и знай, что ты стал предателем.

При упоминании отца Уильям сгорел от стыда.

— Я хорошо его помню, — продолжал Генрих. — Никогда у моей матери не было друга вернее, чем ее сводный брат-бастард; как и у меня в юности. Я никогда не забуду тот день, когда услышал о его смерти. Словно часть моей жизни оборвалась, а теперь ты, его сын, стоишь передо мной как предатель.

— Милорд, — вскричал Уильям, — что я могу сделать, чтобы заслужить ваше прощение?

Король покачал головой.

— Ты лишил меня моего доверия к тебе. Печально, когда люди одной крови идут друг против друга. Твой дед был и моим дедом. Именно по этой причине я не бросаю тебя в темницу. Видишь ли, я чту кровные узы. Но пойми, у короля есть долг, и он должен оберегать свое королевство, чего бы это от него ни требовало. Против меня злоумышлял не только мой сын, но и те, кому, казалось бы, я мог доверять. Однако есть способ исцелить эту рану. У тебя есть юная незамужняя дочь, а у меня есть сын, Иоанн.

Уильям насторожился. Неужели король и впрямь предлагает союз между принцем Иоанном и его дочерью?

У него не было сыновей, но было три дочери, две из которых были замужем. Младшая, Изабелла, была ровесницей Иоанна. Он был слегка встревожен, ибо надеялся еще родить сына, и если так, как можно будет лишить его наследства?

Король продолжал:

— Пусть твоя дочь будет обручена с моим сыном Иоанном, и твое графство и земли перейдут к нему через брак с твоей дочерью.

— Мои замужние дочери… — начал Уильям.

Но король махнул рукой.

— Я это учел. Корона возместит им потерю. Каждая будет получать по сто фунтов в год.

— Милорд, — начал Уильям, — это великая возможность для моей дочери, и я был бы счастлив, если бы она ухватилась за нее обеими руками, но если у меня родится сын…

Король подумал и об этом. Он гладко произнес:

— Тогда земли будут поделены между ним с одной стороны и Иоанном и твоей дочерью — с другой.

— В таком случае я счастлив, — ответил Уильям. — Но у меня есть одно опасение. Кровные узы между этими детьми очень крепки. Может статься, что брак будет невозможен по причине кровного родства.

— Я добьюсь от Папы особого дозволения. Не думаю, что он захочет пойти против моей воли. Пусть состоится помолвка, и если по какой-то несчастливой случайности дозволение не будет дано, тогда я найду для твоей дочери богатого и достойного мужа. Что скажешь на это, Уильям?

Что мог сказать Уильям? В конце концов, его могли осудить как предателя.

Король был весьма доволен. Теперь Иоанн был счастливо пристроен и обеспечен. Отныне его больше не назовут Иоанном Безземельным. Мальчик будет благодарен своему отцу. Теперь все его дети были устроены и обеспечены парами — кроме Ричарда.

Казалось, куда бы он ни повернул, он снова возвращался к Алисе.

***

Людовик твердо решил не позволять, чтобы вопрос о браке его дочери и дальше откладывался. Он знал, что тому была какая-то причина. Положение было в высшей степени странным, и, зная Генриха, он подозревал какое-то вероломство.

Папа действовал до сих пор довольно вяло, и Людовик был полон решимости добиться своего.

Александр желал оскорбить Людовика не более, чем Генриха, и понимал, что должен предпринять в этом деле какие-то решительные шаги. Посему он дал знать, что, если брак Ричарда и Алисы не состоится без промедления, он наложит интердикт на все земли Генриха не только на европейском континенте, но и в самой Англии.

Генрих кипел от злости, но на сей раз не поддался одной из своих неукротимых вспышек гнева. Слишком многое было на кону, чтобы так бесплодно растрачивать силы. Он должен был придумать, как спасти Алису для себя.

Когда ты неправ, всегда хорошая мысль — повернуть дело так, чтобы обвинить того, кто был обижен.

Теперь он жаловался Папе, что Людовик не отдал территории, обещанные в качестве приданого Алисы, намекая, что именно это невыполнение обязательств со стороны французского короля и стало причиной задержки. Разумеется, объявил он, он согласится на брак Алисы и Ричарда, когда эти вопросы будут улажены. А пока он предложил лично посетить Людовика, чтобы, возможно, прийти к какому-то заключению.

Перед отплытием он провел ночь с Алисой.

Она была напугана, бедное дитя, ибо до нее дошли слухи о раздоре между ее отцом и любовником. Но он быстро успокоил ее. Разве она не верила, что он не позволит ничему встать между ними?

Милая Алиса, разве она не была его возлюбленной, и разве это не длилось уже так долго? Разве она не научилась ему доверять? Разве она не знала, что с ним все возможно?

Алиса это знала. Она была уверена, что все будет хорошо.

***

Итак, Генрих навестит его. Людовик был озадачен. Он должен быть начеку.

Он был на несколько лет старше Генриха, но, казалось, постоянно проигрывал ему. Он был старше лет на четырнадцать, а Генриху было сорок четыре. Людовик остро чувствовал свои годы. Жизнь была для него трудна, но в ней были и чудесные мгновения. Большинство из них подарили ему первые годы брака с Алиенорой. Тогда он наивно верил, что они будут счастливы до конца своих дней. Другим таким мгновением стало рождение его сына Филиппа. Какой это был радостный день, когда он узнал, что у него наконец-то есть сын.

Как иначе могла бы сложиться его жизнь, если бы он мог посвятить себя церкви, как ему и предназначалось изначально; но его старший брат погиб — простая случайность, когда свинья, метнувшаяся под копыта, заставила коня сбросить всадника, — и в одночасье он стал наследником престола. Он с жалостью вспоминал того испуганного мальчика, но почти сразу же в его жизни появилась Алиенора.

Бедная Алиенора, гордая женщина, а теперь пленница! Останься она верна своему первому мужу, такая участь никогда бы ее не постигла. Что бы ни сделала Алиенора, он никогда не заточил бы ее, как это сделал Генрих. Генрих был человеком суровым и безжалостным; и теперь он ехал к нему.

Людовик любил своих детей. Иногда он думал, как счастлив он мог