Война, которая спасла мне жизнь - Кимберли Брубэйкер Брэдли

– Да нет же, – говорит, – для отсталых. Умственно. Так все про тебя говорят. – И добавил: – Я даже не знал, что ты разговаривать умеешь.

Столько лет у окна просидела, и на тебе!

– Но я же каждый раз с тобой заговариваю.

– Ну да, ты машешь ручкой и можешь немного поболтать о том о сём, но… – Ему явно стало неловко. – Тебя внизу, по правде-то сказать, почти и не слышно. Что ты там говоришь, нам еле разобрать. Я и не знал, что ты можешь нормально разговаривать. А мама твоя всё время твердит, мол, тебя взаперти надо держать для твоего же блага. – Тут Стивен впервые посмотрел на мою ногу. – Так ты калека?

Я кивнула.

– А как сюда добралась?

– Пришла, – говорю. – Не могу же Джейми одного отпустить.

– Тяжело было? – спрашивает.

Я говорю:

– Да.

У него на лице промелькнуло такое странное выражение, совсем какое-то непонятное.

– Нам всем очень жалко, что у тебя такая мама, – говорит наконец.

Я даже не нашлась, что ответить.

Стивен спрашивает:

– А она знает, что ты сбежала?

Я уже было готовилась соврать, но тут встрял Джейми и говорит:

– Не-а. Она сказала, пусть Аду забомбят.

Стивен кивнул.

– Насчёт того, чтоб добраться до станции, ты не волнуйся, – говорит. – Я тебя подвезу.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду, но тут одна из его младших сестёр улыбнулась мне и говорит:

– Он и меня иногда на себе возит.

Я ей тоже улыбнулась. Она мне показалась на Джейми похожа.

– Ну ладно, раз так, – говорю.

В общем, до станции меня Стивен Уайт на спине нёс. Учительница, которая нас чаем угощала, потом ему спасибо сказала за помощь. Мы двигались широкой колонной, а учителя велели нам петь «Англия будет всегда». Потом мы пришли на станцию, где уже толпилось больше детей, чем, по моим меркам, существует на свете.

– Ты на поезд как, сама сможешь забраться? – спросил Стивен, ставя меня на землю.

Я схватила Джейми за плечо и говорю:

– Конечно, смогу.

Стивен кивнул. Пошёл было за Билли и сестрёнками, чтоб собрать их в кучку, потом оборачивается ко мне и говорит:

– А зачем она тебя заперла, если ты не отсталая?

– У меня же нога, – говорю.

Он головой потряс, говорит:

– Бред какой-то.

– Ну потому что, – говорю, – это же не случайно мне наказание, такая нога…

Он опять головой потряс:

– Бред.

Я так и уставилась на него. Бред?

Послышались учительские крики, мы все забрались в поезд. Не успели колокола на церкви отзвонить полдень, как поезд тронулся.

Нам удалось сбежать. Сбежать от мамы, от гитлеровских бомбёжек, от сидения в однокомнатной тюрьме. От всего. Бред или не бред, а только я была на свободе.

Глава 4

В поезде было, конечно, убого. В отличие от меня большинство детей совсем не радовались отъезду. Кто плакал, кого рвало в углу. Учительница, приставленная к нашему вагону, металась от ребёнка к ребёнку – то убрать за кем, то разнять кого, то в третий, десятый, сотый раз объяснить, что нет, в этом вагоне нет туалетов, надо потерпеть, и нет, она не знает, сколько ещё ехать, и никто не знает не то что сколько ехать, но и куда вообще этот поезд едет.

Туалетов нет, пить нечего, а весь свой хлеб мы уже съели. Я высыпала Джейми на ладошку остатки сахара, и он слизал их, как котик. Мир же тем временем мелькал за окнами всё быстрей и быстрей. Когда я не старалась всматриваться, картинка расплывалась и просто летела мимо сплошным целым. А когда я сосредотачивалась на чём-то конкретном, то, наоборот, оно стояло на месте, а я поворачивала вслед за ним голову. Мне стало понятно, что двигается поезд, а не мир за окном.

Дома кончились, и внезапно пошла зелень. Прямо сплошная. Такая яркая, бойкая, резкая зелень, а на неё опиралось синее-синее небо. Я прямо глаз оторвать не могла.

– Что это? – спрашиваю.

– Трава, – говорит Джейми.

– Трава? – Откуда только он мог узнать про траву? На нашей улице её не было, даже подобного ничего у нас в округе я не видала. Зелёной могла быть одежда или, скажем, капуста, но чтобы целые зелёные поля…

Джейми кивнул.

– Она из земли торчит. Сверху колкая, но внутри не колючая, мягкая. У нас возле церкви на погосте есть она. Вокруг плит. И деревья ещё есть, это как вон то. – Он указал пальцем в окно.

Деревья оказались высокими и тонкими, как стебли сельдерея, только огромные. Наверху у каждого – опять большая зелёная клякса.

– Когда это ты побывал на погосте? – спросила я. А могла бы заодно спросить: «Что такое погост?» Столько всего я ещё не знала.

Джейми пожал плечами:

– Да возле нашей церкви по плитам в чехарду гоняли. Пастор нас вышвырнул.

Я уставилась на зелень и смотрела на неё, пока она не стала сливаться в одно большое пятно. За ночь я так толком и не легла, чтобы утром не проспать, и теперь веки у меня отяжелели и опускались всё ниже, пока я не услышала шёпот Джейми:

– Ада! Ада, смотри!

Рядом с поездом неслась девушка на лошади. Она и вправду была на лошади, прямо сверху, на спине, а ноги свисали по бокам. В руках она сжимала какие-то верёвочки или что-то вроде того, которые тянулись к голове лошади. Девушка смеялась, и лицо её прямо сияло от радости, так что даже мне стало совершенно ясно, что на лошади девушка оказалась по доброй воле. Она не иначе как управляла лошадью, указывала ей, что делать. Это она гнала лошадь, и та неслась во весь опор.

Лошадей я видела у нас на улице, но там они разве только тянули повозки. Что на них можно ездить верхом, такого я раньше не знала. И что они могут так быстро мчаться, тоже не знала.

Девушка пригнулась к бьющейся на ветру лошадиной гриве. По движению губ стало понятно, что она что-то кричит. Ткнула ногами лошадь в бока, и та ринулась вперёд быстрее – глаза горят, копыта так и мелькают. Пока поезд огибал поле, лошадь и девушка мчались с ним рядом, бок о бок.

Тут впереди показалась каменная стена. Я прямо ахнула. Они же сейчас врежутся. Разобьются обе. Почему девушка не остановит лошадь?

Оп! – и они перемахнули поверху. Перепрыгнули через каменную стену и поскакали дальше, а наши железные рельсы свернули в сторону от их поля.

Внезапно я сама ощутила всё