Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - Ф. Саусверд

«Однако, старик вникает в дела, не то, что некоторые», — подумал Конрад. Вслух же, желая потрафить просто старому человеку, переживавшему за тот далекий провал, с подъемом в голосе сказал:

— Я его на левую сторону выверну, но ясности добьемся, — затем пояснил свою мысль: — С ним надо начинать с малого и даже не с него. С дел фирмы Свикиса в Даугавпилсе. Ездил ли он туда во время предполагаемого пребывания Ольги у Антонии. У меня есть один потенциальный свидетель из заведения Свикиса. Начну с него…

— Начни, начни, — отдаваясь собственным мыслям, сказал шеф. — Подпольная работа начиналась и с такого казуса, как мой, и с крупнейшего провала в Эстонии. Там, знаешь, оставили в тылу врага секретарей ЦК, руководителей совнаркома, секретарей укомов партии, в общем, цвет партийных и комсомольских кадров, которые все на виду были. Мне рассказывали, что нашелся же всего один человек, который владел информацией о них. Он выдал всех их немцам. Правда это или не совсем, но к сорок второму все они погибли. И знаешь, кто был этот тип, что выдал? Сярэ — первый секретарь ЦК Эстонии, кандидат в члены ЦК ВКП(б). Вот ведь как было. Сам там по заданию остался, попался и поплыл. Не каждый выдерживает, когда видит дверь, приоткрытую в загробный мир. От занимаемой должности это, как видишь, не зависит. Говорят, сейчас в Норвегии живет. Фашисты жизнь ему сохранили. Вот. Или представь себе: наши оставили подпольщиков в Пскове. Те ждут приказа о начале боевой деятельности, живут со своими семьями, а их всех в один прекрасный вечер и забирают. В чем дело? Координаты, будем говорить, запланированных жертв, дали абсолютно непроверенным людям, засланным во вражеский тыл по линии НКВД из Ленинграда. Стоило немецкой полиции чуть пригрозить этим горе-связникам пальцем, как они тут же пустили сопли и все выложили. Представляешь? Не представляешь. Так тоже бывало. Не из одной победной поступи партизан по им одним известным тайным тропам все складывалось, как часто изображают. Бывали и позорные страницы. Я тебе рассказываю об этом, чтобы ты ничего на веру не брал, а то у нас есть такие, кто только ушами хлопает. Ведь зарплата у всех одинаковая. Ладно, смотрю, контузил я тебя своими воспоминаниями.

— Что вы, товарищ генерал, спасибо за науку. Пожалуйста, вы скажите в следственном, чтобы они мне Зарса выдавали для неофициальных бесед. Он теперь за ними числится.

— Толкаешь меня на прегрешения? Ладно, скажу. Но беседуй тогда, когда добудешь что-то существенное, иначе напишет он на тебя жалобу, что мучаешь его, истязаешь.

— Что вы, у меня с ним отличное взаимопонимание.

— Конечно, конечно, замечательнейшее. Он тебя боится, куда ему деваться? Ладно, иди работай. Начальникам твоим я все скажу. У меня от них нет тайн, — на прощание пошутил шеф.

Вернувшись в кабинет, Конрад выложил все Казимиру, показал ему список знакомых матери Зарса.

— Из фактов знакомств трудно определить его роль. Все так запутано, — сказал Конрад.

— Да, расползешься лишь вширь, в точку попадешь едва ли. Оставь это на потом, — покачал головой Казик. — Тем более, что сама Ольга их не знала.

— Поеду завтра в Даугавпилс, а потом в Дундагу. Это две точки, которые она должна была посетить. Но ни Антонии, ни дядьки Ольги в живых нет. Шеф это выяснил в сорок пятом. Но почему больше ничего не прояснилось? Как ты думаешь?

— Старик тебе частично ответил: мы, как правило, занимались чистыми отбросами человечества. Вот тебе дело этого выродка, — Казимир подбросил над столом том с подшитыми там документами. — Он здесь признает, сам называет, что выдал; оккупантам и девицу Ольгу, только какую? Неизвестно. Участвовал в поимке Иманта Судмалиса, еще называет раз, два, три, десять человек. Все они мертвы. Следствие велось по нему в Лиепае месяц, погибшими от его доносов в деталях никто не занимался. Девица Ольга? Кто она? Никто не устанавливал. Уже в июне сорок пятого этого подонка приговорили к расстрелу. Вот тебе и все. Шеф поручил кому-то узнать о судьбе Антонии и дядьки. На этом свете их нет, сказали соседи. Ольга? Они такую не знали. Если бы тогда появился на горизонте Зарс, то, возможно, ниточка куда-нибудь да и потянулась бы. Но ведь он не появился.

— Ладно, — выслушав соображения коллеги, сказал Конрад, — я поеду. Буду искать.

Неделю Конрад провел в Даугавпилсе. Обошел все дома по улице, где если Ольга и жила, то всего несколько дней. Побеседовал с десятком людей, жившими по соседству. Нашел трех более близких знакомых Антонии. Безрезультатно. Кроме слов о том, что редкой доброты души была женщина, что дом ее был открыт для всех и каждого, он ничего не услышал. В конце концов он созвонился с Федором Петровичем.

— Как дела? — спросил тот.

— Плохо. Ничего не получается.

— Я же говорил. Столько времени прошло, целых семнадцать лет.

— Видите ли, дело в том, что если Антония занималась в тридцатых годах подпольной деятельностью, а этот факт установлен, архивы подтверждают, то конспирация для нее — прежде всего. Не будет же она афишировать своих знакомств по этой части.

— Все это так, но даже если мы раскопаем что-то о тридцатых, это еще не оккупационные дела. Что в домовой книге записано?

— Как всегда: выписана по указанию полиции, дата — десятого августа сорок четвертого.

— Обычное дело. В августе они расстреливали в Бикерниекском лесу.

— Или арест и лагерь. И там…

— Да, этих вариантов всего два. Ладно. В Дундагу поедешь?

— Конечно.

— Закругляйся быстрее. У тебя дел невпроворот. Не только этот бухгалтер. И то он не за тобой.

— Не только, — согласился Конрад, попрощался и повесил трубку. Затем набрал телефон Казимира. Поздоровались.

— Судя по тому, что замолк и не звонишь, то на нуле, да?

— Хвастаться нечем. Обегал всевозможных тетушкиных знакомых на улице и так, вообще, всем показывал фотографию несравненного господина бухгалтера. Без толку.

— Это естественно. Не жил же он у нее. Так, забегал и убежал. Не расстраивайся, езжай в Дундагу.

— Уже даже не хочется. Что я там найду?!

— Брось, брось. Проработать ниточку надо. До последнего стежка. На разрыве все может исчезнуть. Бодрее, бодрее, старик!

— Конечно, ну ладно, до встречи.

Найти дом дяди Карла не составило особого труда. Был воскресный день, и хозяева завтракали. Конрад представился, объяснил цель прихода. Хозяин, здоровый круглолицый мужчина, как выяснилось шофер, заулыбался:

— Наш предшественник, выходит, исторической личностью был. Помню, в сорок пятом, мне тогда лет четырнадцать было, к нам заскакивал кто-то из вашей Вентспилсской конторы. Интересовался Карлом. Мать покойная вашему коллеге что-то рассказывала, а что — не помню. Он к тому времени точно месяца два как умер.

— Он умер или погиб?

— Умер, умер, но при немцах еще. Потом мы здесь жить начали. Дядю Карла я видел в детстве, но говорить с ним не говорил. Я же мальчишкой был.