Ведуньи из Житковой - Катержина Тучкова

у нас тогда все на дух не переносили. Вот и расхвасталась, что к ним приехал странный посетитель, какая-то важная шишка, и со всем почтением попросил ему погадать. А знать он хотел все — и о своем прошлом, и о будущем. Гадала ему старая Йосифчена со свисающими вдоль лица седыми прядями, которые она не успела причесать — так внезапно ее разбудили. Она расплавила на огне воск, Фуксена водрузила на стол миску с водой, и старая начала лить воск туда. Нащупав в миске застывшую фигурку, она вдруг оцепенела. Молодая Магдалка говорила, что и сама испугалась, потому что такой суровой она свекровь никогда не видела, а это что-то да значит! Потом старая принялась рассказывать взволнованному посетителю его прошлое, где она будто бы видела рождение в благодатном краю, свет солнца после грозы со ста шестьюдесятью восемью молниями — грозы, которая положила конец многолетней дружбе, оборванной предательством, видела и рождение невинного ребенка, и много чего еще. Посетитель не проронил ни слова. А потом она нагадала ему странные вещи — очень странные, но ты же знаешь, предсказаниям не прикажешь, их надо просто выслушать, а смысл их раскрывается постепенно, мало-помалу, так же, как растет цветок, пока полностью не распустится, и многое зависит от того, насколько человек чувствителен и насколько ему важно добиться своего. И вот старая Магдалка медленно ощупывала фигурки из застывшего воска, причем якобы дрожала от холода, который вечно окружает этого незнакомого мужчину; она видела дорогу, что ведет вверх и не опускается вниз, и так до самого конца — конца, когда рухнет большой замок, полный потайных комнат и великих мужей. Еще она говорила, будто видит на этом пути второе предательство, такой же силы, как первое, благодаря которому колесница его жизни продвинулась так далеко вперед, — но из-за этого второго предательства обольются слезами и он, и остальные влиятельные господа, потому что предателем окажется один из них. И о другом еще обмолвилась Мария Магдалка: дескать, впервые в жизни она тогда услышала, как ее свекровь нарушила правило, сказав этому человеку, будто может говорить и дальше, если он захочет, но дальше будет только про его конец. Ты же знаешь, Дора, что ни одна ведунья не должна говорить о погибели, даже если смерть дышит в затылок тому, кто спрашивает. Потому что путь, который ведунья видит, открыт, и колесо судьбы может в любой момент повернуть в другую сторону. Таково правило, и ведуньи никогда его не нарушают, вот почему молодая Магдалка страшно удивилась, когда услышала, как старая говорит посетителю о его конце. Может, она воспылала к нему особой ненавистью — или, наоборот, хотела его предостеречь, кто знает. Как бы то ни было, она якобы сказала тому человеку, что если он будет долго смотреть на восток, то дождется оттуда смерти. И что если его конец придет оттуда, то его собственная кровь в следующем поколении перемешается с кровью тех, кого он сейчас держит в оковах. При этих словах посетитель будто бы так разволновался, что вскочил из-за стола, и молодой Магдалке с Фуксеной не сразу удалось унять его испуг. Они давали ему самогон, и Фуксена снова и снова растолковывала пророчества Йосифчены и уточняла их до тех пор, пока они не расплылись в потоке слов, к которым уже не было смысла возвращаться, как вообще-то полагается при гадании. И он успокоился — настолько, что попросил еще и осмотреть его, пожаловавшись на ощущение усталости. Они дали ему с собой укрепляющую смесь толченого шиповника, гусиной травы и мяты, а в отдельный мешочек положили душицу, дягиль и зверобой, чтобы стало легче на душе. В конце концов он ушел задумчивый, но удовлетворенный, и не пригрозил ведуньям расправой — совсем наоборот. На прощание он спросил, чем мог бы отплатить за их услугу. Не успела молодая Маг-далка отказаться, потому что от страха не смела ничего пожелать, как Йосифчена крикнула, чтобы ей вернули сына, которого отправили на работы куда-то в рейх. На это посетитель ничего не ответил, а только щелкнул каблуками и приложил ладонь к козырьку фуражки; потом он сел в машину, другие двое сели следом, и все уехали. Кто это был, так и не выяснилось. Хотя те двое здесь еще объявлялись. Говорили, будто один из них ночевал уже не у таможенников, а у Фуксены. Имя еще у него было солидное — Фридрих Фердинанд. Второй был моложе, но выше чином, потому что этот Фердинанд обращался к нему то «герр доктор», то «герр оберштурмбанфюрер». Фамилию он носил, кажется, Левин, но точно я не помню, очень уж давно это было.

Думаю, именно из-за этих двоих, что так увивались вокруг Фуксены и Магдалок, мама с Сурменой тогда так легко отделались. Ведь это были не просто рядовые эсэсовцы, хоть они и носили ту же черную форму, а парни с образованием. Фуксена как-то обмолвилась, что они тут занимаются исследованием. О чем исследование? Ну о ведуньях же! Но об этом меня расспрашивать без толку, я в этом не разбираюсь. Знаю только, что это их исследование служило ведуньям покровом Божьим, да простит Он меня за такие слова. И о них было известно и в Злине. Потому тот офицер и не тронул нашу маму и Сурмену, что бы ни говорила ему эта свинья переметная или кем там был этот самый Шваннце. Немцы оставили их в покое, потому что ведуньи под общие законы не подпадали. Так мне сдается. Но сейчас это уже никто не подтвердит.

А ты знаешь, что потом сталось с Фуксе-ной? Лучше и не знать, хорошим ее конец не назовешь. Все старались поскорее об этом забыть. О том, как кончила свои дни якобы самая сильная копаницкая ведунья. Кто-то забил ее до смерти!

Если коротко, эти двое под конец войны сбежали, а через пару месяцев у Магдалок принимали роды. Это было в то время, когда по горам вовсю шныряли партизаны, среди них уже мелькали и первые русские, все агитировали и внушали людям надежду, и каждый за нее хватался, в мужиках играла кровь, лишая их покоя. И тут у молодой женщины, которая всем своим дала от ворот поворот, а с немцем снюхалась, родился ребенок. Ты бы поглядела, как иные люди от этого разъярились! А когда приблизился фронт, от которого вся деревня драпала в леса, спасая свои жизни от головорезов, которые сюда к нам нахлынули, Фуксе-на пропала. Только через несколько дней, когда люди стали возвращаться по