Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели

Молодая девушка стояла посреди них, одной рукой прикрывая голову, а другой – горло, словно желая уменьшиться в размерах. Она так и застыла в этой позе, когда пыталась защититься от рук, таскавших ее за волосы, и грубых пальцев, сжимавших ей горло. Черные волосы растрепались, лицо покраснело, ее взгляд был полон страха и гнева.

Молодой ассистент протянул руку еврейке. Девушка, растолкав окружавших ее студентов, вышла из кольца и, не взяв руку Максимилиана, зашла ему за спину. Теперь она держалась прямее. Смущаясь, что стала центром всеобщего внимания, она стояла за спиной Максимилиана и, не глядя вокруг, смотрела в одну точку на его плече, которое было ей на уровне глаз.

– Вы же ариец! – сказал один из нацистов. – Зачем вы защищаете эту еврейку?

– Я не позволю несправедливо обращаться со своей студенткой, – ответил Максимилиан. – Вы не забыли, что здесь факультет права?

Недовольно бормоча, студенты разошлись.

Вскоре они остались вдвоем посреди двора, хотя взгляды все еще были направлены на них. Максимилиан повернулся и взглянул на девушку. В ее глазах читалось смущение, а также что-то вроде восхищения.

– Надя, вы в порядке?

– Большое спасибо. Сейчас лучше, конечно.

– Пойдемте, выпьем кофе, – предложил Максимилиан, жестом указывая дорогу.

Они зашагали по двору. Максимилиан удивлялся, как ему удается сохранять спокойствие и самообладание. Как он мог вести себя так уверенно рядом с девушкой, к которой уже несколько месяцев мечтал приблизиться? Возможно, сейчас между ними не было ничего личного, так как он просто выполнял свой человеческий долг.

А ведь уже недели, даже месяцы он думал о Наде каждый день, каждый час. Когда он видел ее в нескольких метрах от себя, он весь менялся – казалось, терял контроль над телом и мыслями.

Заходя с Надей в здание факультета, Максимилиан с радостью чувствовал, что в его жизни начался новый этап. Тем вечером они впервые сидели за одним столом и пили кофе. К кофе они заказали пирог «биненштих»[95], который поделили пополам.

В тот момент молодой ассистент был так рад видеть Надю рядом, что ни о чем не заботился, но на самом деле их положение было тяжелым. Ситуация ухудшалась с каждым днем. Надя понимала, что больше не сможет посещать занятия, и очень расстраивалась.

– Я готов давать вам уроки, – утешал ее Максимилиан, – пожалуйста, соглашайтесь. Я не могу смириться с такой несправедливостью.

Надя сидела, опустив голову.

– Те нацисты правы, вы ариец, – сказала она, прикусив губу. – Зачем вам идти на такой риск?

– Я в первую очередь юрист. Сейчас страна проходит через тяжелые испытания, однако вот увидите, здравомыслящие немцы выступят против, немецкий народ положит этому конец.

Надя грустно посмотрела на него. Казалось, она хочет что-то сказать, но не может. Она смотрела с благодарностью и теплотой, однако медленно покачала головой, словно собиралась отказаться.

– Пожалуйста, – настаивал Максимилиан, – позвольте мне давать вам уроки, если не ради вас, то хотя бы ради моей совести. Вскоре это безумие закончится, тогда вы сдадите экзамены и продолжите учиться.

– Я не уверена.

– Я не хочу, чтобы вы рисковали, приходя в университет. Студенты, увлекшиеся нацистскими идеями, с каждым днем все больше ожесточаются. На днях мой друг из профессоров показал мне письмо с угрозами от них. Они пишут страшные вещи. Если не хотите, чтобы я каждый день переживал за вас, примите мое предложение.

Нельзя было не заметить неуверенность Нади и ее страх, который она безуспешно пыталась скрыть. Но вскоре она подала первый знак, что ее упрямство смягчается:

– Раз вы считаете, что для меня опасно приходить в университет, значит, занятия будут не здесь.

– Нет, не здесь.

– А где же?

Максимилиан радостно заулыбался и впервые отважился положить ладонь на ее руку.

– Не волнуйтесь и не думайте об этом. Занятия будут проходить в самом надежном месте, никто вас не побеспокоит.

Спустя несколько дней ранним вечером Максимилиан был занят лихорадочной подготовкой в кабинете у себя дома. Он накрыл стаканы с фруктовым соком салфеткой, такую же салфетку положил на тарелку с печеньем.

Увидев, как мимо кабинета идет его мать, он выбежал:

– Мама, этот пиджак подходит к брюкам?

– Да, Макс, я же уже сказала, очень красиво.

– Да, сказала… А если мне снять пиджак? Сегодня тепло… Если остаться в рубашке и брюках… Может, надеть рубашку потемнее?

– М-м, да, у тебя есть потемнее, лучше ее надень.

Максимилиан побежал к себе в комнату. Мать закричала ему вслед:

– Как зовут девушку, с которой ты будешь заниматься?

– Надя! Она вот-вот придет, если я буду у себя, ты ее встретишь?

– Конечно, – ответила женщина и посмотрела на часы в коридоре. До начала занятия оставалось еще более получаса. Она тихонько рассмеялась.

Начиная с того вечера, Максимилиан занимался с Надей два раза в неделю. Они стали чаще встречаться и вне уроков, при каждом удобном случае. Надя, хотя сама почти не инициировала эти встречи, все же принимала его приглашения и не отказывала Максу.

* * *

В выходной день после обеда в зале звучали слаженные звуки четырех инструментов: двух скрипок, альта и виолончели. Каждую неделю Максимилиан и его друзья встречались, чтобы поиграть. В последние недели на репетициях квартета присутствовала и гостья – Надя.

В те дни они играли «Серенаду» Шуберта. Под проникновенные звуки музыки девушка встала и, открыв дверь, вышла на балкон. С балкона университетского здания виднелся внутренний двор. Поскольку был выходной, Надя могла спокойно приходить. Там она стояла неподвижно, повернувшись спиной к играющим музыкантам.

Закончив играть, Макс тоже вышел на балкон. Взяв девушку за плечи, он мягко развернул ее к себе. Вдруг ему защемило сердце: Надя была вся в слезах. Ничего не говоря, она взглянула ему в глаза, затем бросилась на шею и горько зарыдала.

Макс подождал, пока она успокоится, и спросил:

– Что тебя так расстроило?

Она молчала.

– Это потому, что композитор – австриец, как Гитлер?

Надя была не в состоянии отвечать:

– Потом расскажу.

Через несколько дней во время занятия у него дома Макс вспомнил об этом случае и снова задал вопрос. Надя мягко ответила:

– Возможно, я скажу бессмыслицу, однако такая красота пробуждает во мне не только радость, но и печаль. Наверное, я чувствую, что эта музыка выходит за пределы человеческого мира, и жизнь будто теряет смысл. Как человек мог такое написать, как? Это же глас Бога!

В те выходные Надя не пришла на репетицию квартета. Макс заговорил с друзьями о том, как на некоторых людей музыка влияет особенным образом.

Они обсудили, как некоторые люди переживают музыку