Преклони предо мною колена - Богумил Ржига

звезды. Ворота закрываются. Напряжение как бы разломилось надвое, но огонек ненависти тихо шипит. Подебрадские всадники поворачивают домой. В санях творит молитву перепуганный священник. Будут ли они дома к утру? Священник — безусловно, всадники — возможно. Они готовы гнать коней без передышки. Особенно Марек.

Не успевает Марек заснуть, как вламывается Дивиш, треплет его за волосы и пытается вразумить его, чтобы он, ради бога, не спал. Его разыскивает пан Иржи. Марек спросонок смотрит блуждающим взглядом и беспомощно разводит руками. Всюду тьма, всюду неуверенность, всюду только растерянность. Наконец он видит проникающий из-за двери лучик света. Мысли его приходят в порядок. Мир приобретает свой обычный облик. Марек облокачивается рукой на подушку и думает, что делать с ногами: они словно чужие.

В комнату входит пан Иржи. Марек вздрагивает, Дивиш быстро выскальзывает.

— Лежи, — говорит пан Иржи и придвигает к постели стул. Марек садится на постели и прикрывает одеялом голые колени. — Рассказывай, что случилось.

Марек, ничего не утаивая, рассказывает о событиях минувшего дня и минувшей ночи. Лицо пана Иржи близко. Так близко, как никогда Марек его не видел. Молодое, энергичное лицо, необыкновенно живые глаза. Он привык больше размышлять, чем говорить. Его молодость отмечена печатью зрелости. Иржи не борется с молодостью, но и не подчиняется ей. Его не привлекает многообразие жизни, он стремится лишь к одной цели. Марек весь во власти его светлой и сильной личности.

— Ты убедил их, что говоришь правду? — спрашивает пан Иржи.

— Не знаю, пан, — отвечает Марек после некоторого колебания. — С нами был священник из Ржинчан. Они не сказали, что не верят. Но и не сказали, что верят.

— Как вы расстались?

— Как враги.

— А каков был обратный путь?

— Светила нам каждая звезда.

Тихо. Стучит сердце, роятся мысли. Что теперь делать? Размышлять, взвешивать, фантазировать? Прошлого не изменить. Только объяснить его можно по-разному. А будущее? Действительно оно там, где его ищем? Иногда оно бывает на противоположной стороне.

— Пан Менгарт был нам нужен живым, а не мертвым. Но что поделаешь? Смерть нас не спрашивает, — говорит пан Иржи. И это звучит как оправдание — судя по его тону, он расстроен и опечален.

— Он не старался задержаться на этом свете. Он должен был умереть, — отвечает Марек и с ужасом вспоминает сцену в сумрачном костеле. — Мне кажется, что он даже хотел умереть.

— Пан Менгарт теперь не играет никакой роли, — говорит в раздумье пан Иржи. — Важно, что предпримет рожемберкская партия? Осмелится? Пожалуй, нет. Но должна бы. Теперь, когда в их руках такой козырь.

Пан Иржи встает, и лицо его принимает обычное рассеянное выражение. Марек снова ложится, чтобы вознаградить себя за бессонные ночи, но уже не может заснуть. Высокая политика должна считаться со всякими случайностями. В этом Марек убедился воочию. А жизнь каждого из нас? Не должно бы ей зависеть от случая?

Однако игра случайностей продолжается, превращаясь в закономерность. На этот раз случай, пожалуй, способствует замыслам Марека. Прибыл гонец от Михала из Канька с приказом: Мареку немедленно выезжать в Кутную Гору. Пан Михал болен и тяжело переносит мучения. Желает видеть сына.

Против отъезда Марека никто не возражает. Даже Ян Пардус, хотя он и желал бы знать, когда Марек вернется. Но на этот раз он не получает точного ответа. Продолжительность жизни не поддается расчетам. Будущее скрыто завесой. Кто знает, что ждет Марека и как разовьются события. Сколько времени ему потребуется, чтобы договориться со своей совестью? Ян Пардус может довольствоваться лишь заверением, что Марек возвратится. Разумеется, как можно скорее, война не ждет.

Гнедой конь Марека честно выполняет свой долг. Бежит, будто гонит его снежная буря. Марек закутывается в плащ, подбитый овчиной, и натягивает на голову капюшон. Едва ли кто-нибудь узнал бы его даже вблизи. Но Колин Марек все же объезжает. Делает большой крюк. Он не думает, что кто-либо из жителей Колина знает, что именно он отправил Шимона из Стражнице на тот свет. Так он не думает. Кто от чьей руки погиб в бою, точно установить нельзя. Но Мареку довольно и того, что он сам об этом знает.

Вечер. Снег под копытами коня проваливается, деревья словно отступают в сторону, угасает золото заходящего солнца, загораются первые звезды.

Кутная Гора шумная и веселая, как всегда. Она будто и не замечает, что на дворе все еще морозный февраль. Дышит полной грудью, ест и пьет, трудится и... ссорится, галдит, поет. Здесь с легкостью сорят деньгами, тускло блестя, сыплется серебро, башенки домов устремлены в небо, в костелы из-за облаков иногда заглядывает господь. В его руках милость и немилость, награда и наказание, справедливость и несправедливость, прощение и кара. У него нет времени выслушивать каждого человека. Он разбрасывает свои небесные дары, и его совсем не интересует, кому что попадает. Марек знает все это и заботится только о том, чтобы его совесть была согласна с богом, насколько вообще это возможно. И еще о том, чтобы напрасно не раздражать господа бога. Лучше уж не привлекать к себе особого внимания небесного отца.

Да и отца земного тоже. Перед глазами Марека возникает образ пана Михала: широк в кости, крупный нос, лоб всегда блестит, на темной куртке серебряные пуговицы. Он — купец с ног до головы. Он заботился о Мареке. А порой забывал о нем. Что случилось с ним? Марек подъезжает к его нарядному дому, поднимается по широкой лестнице и проходит в отцовскую спальню.

Он едва узнает отца. Пан Михал лежит на постели под огромной периной и с трудом поворачивает к нему потное, искаженное болью лицо. Он упал в шахте Роусы с высоты пяти метров на каменную скалу. Что-то повредил себе, но ни один лекарь не знает что. Его осматривали уже четверо. Пан Михал жестом выпроваживает писаря, который у окна возится с документами, воском и печатями, и остается с Мареком наедине.

— Посмотри на меня, — говорит нетерпеливо пан Михал. — Я на пути к могиле. Видишь ты это по мне или нет? — И, произнося эти слова, с тоской глядит на Марека.

— Но, отец, — отвечает как можно спокойнее Марек, — будто вы не знаете, что непременно выздоровеете.

— Может быть, ты и прав, — допускает пан Михал, и в глазах его светится надежда. — Но свои имущественные дела привести в порядок я должен. Теперь слушай внимательно.

— Я слушаю.

— Долю на шахте Роусы получит пани Иоганна. Но наследником моего дома, всей торговли,