Сенека. Наставник императора - Анатолий Гаврилович Ильяхов

– Наблюдая за поведением ученика, я увидел в нём глубоко скрытый облик хищного зверя, – с большой озабоченностью высказался Сенека. – Злобность и неуравновешенность, доставшиеся мальчику от природы семейства Агенобарбов, иногда прорываются наружу. В нашей обязанности держать его в строгости, словно стреноженного необъезженного коня, отвлекая от вредных привычек и жестокости нрава. Мне кажется, я разгадал природу Луция Домиция.

– Если разгадал, тогда ты сумеешь удержать его от дурных поступков?

– Великий Платон говорил, что хорошему правителю нужен мудрый наставник, а лучше – философ. Философ уже есть, он перед тобой, дорогой Хайремон, а каким правителем может стать наш ученик, – зависит от меня. Я отвлеку подростка от злонамеренных ошибок, докажу полезность наук и обучения искусствам. Как говорят мудрецы: «Одним довольно будет лекарство указать, другим потребуется его навязывать».

Доводы Сенеки Хайремона не убедили:

– Не всякий ученик находится во власти учителя. Твой ученик сейчас находится в таком возрасте, когда подросток лучше познаёт мир через собственные ощущения, а не вразумляющие речи навязанного ему матерью наставника. Ему недосуг вникать в твои философские рассуждения. Тебе кажется, что ты крепко держишь Луция Домиция за руку, а он, как птица, лёгок на подъём, и ты держишь птицу не за лапу, а за перо, которое вот-вот вырвется. Ты думаешь, что он у тебя весь в руках, а на самом деле держишь пушинку: он оставит её у тебя в руках – и унесётся. От плохой родовой наследственности не уйдёшь – он сыграет с тобой злую шутку. Натворит много такого, что на его же голову падёт.

Удивлённый речью друга, Сенека печально отозвался:

– Надо полагать, ты прав, Хайремон. Недавно видел сон, сильно смутивший меня. Во сне я учил мальчика – вроде бы Луция Домиция, но это был не он. Я узнал его – Калигула! Я всё время думаю, что означает мой сон и почему Калигула. Римляне с содроганием упоминают имя Калигулы – тирана и убийцы. Неужели римскому народу предстоит вновь испытать на себе тиранию Луция Домиция, нового кровавого правителя?

Хайремон задумчиво протянул:

– Представить трудно, но всё возможно. Будем уповать на счастливый конец нашей истории. Сейчас перед тобой мальчик, несмышлёный подросток, а не закоренелое в пороках чудовище. А чтобы не случилось с ним и с нами ничего плохого, постараемся привить ему высокие нравственные нормы. Этим благородным делом занимаются философы, к которым ты себя причисляешь. Вот и действуй, уважаемый Луций Анней Сенека Младший.

 * * *

На уроке грамматики Луций Домиций неожиданно прочитал стихи:

Яблочко, сладкий налив, разрумянилось на высокой

Ветке, – на самой высокой, всех выше оно. Не видали,

Знать, на верхушке его? Аль видали, да взять – не достали.

Наставник удивился:

– Никогда не слышал. И не могу догадаться, какой поэт написал такие проникновенные строки. Мне понравились.

Луций Домиций засмущался и признался, что это его стихи. Наставник удивился ещё больше:

– Молодец, мой мальчик! Если так начинаешь, есть надежда, что станешь знаменитым поэтом! Конечно, если не бросишь это занятие. В юности я тоже писал стихи, позднее увлёкся сочинением трагедий по греческим мифам. Сейчас не до того.

Домиций, похоже, обрадовался:

– Хочу стать знаменитым поэтом! Ты научишь меня сочинению стихов?

– Готов помочь, если есть желание! Воображение у тебя имеется, а это хорошо. Запомни сразу: поэту нет дела до правды жизни. Ему только кажется, что он пишет о правде жизни, а на самом деле его интересует собственное восприятие действительности. Если он пишет о человеке, то представляет его таким, каким хочет видеть, непременно гораздо лучше, чем он есть настоящий.

Сенека и впоследствии дал ученику несколько советов:

– Запомни, Луций: у настоящего поэта непременно присутствует чувство собственного восприятия мира, объяснения явлений природы, поступков и действий людей, с которыми сталкивается поэт. В это время бог отнимает у поэта рассудок, делает вещателем, чтобы мы поверили, что сам бог подает через поэта свой голос. Волнуют стихи того поэта, кто сам волнуется, и вызывает гнев тот, кто сам сердится. Когда стихи рождаются из собственной головы поэта, а не с чужих слов и не из умозрительных наблюдений – это и есть высшее в поэзии. Если ты так сможешь, то станешь поэтом.

Агриппина обещала посещать занятия сына так часто, как возможно. И когда она явилась, Сенека не забыл похвалить сына перед матерью за стихи.

Та очень обрадовалась и поспешила сообщить, что сын успешен и в живописи, и в чеканке по меди и даже в ваянии:

– Недавно выстругал из ветки липы миленького Амура, хотя пришлось повозиться с крыльями и луком. А как он играет на арфе! Аполлон заслушается!

Наставник отвечал:

– Я тоже заметил, что Луций Домиций не лишён музыкального дарования. Как для детей существует погремушка, так для взрослых мальчиков необходима музыка. Музыка способна оказывать нравственное воздействие благодаря тому, что она проникнута божественной красотой и божественным порядком. Лишь бы музыка не использовалась как забава! Всё, что ведёт к удовольствиям, вредно!

Императрице не терпелось выяснить, как у любимого сына идут дела с учёбой по другим предметам. Правда, она не помнила названий этих дисциплин. Очевидно, многие дела и заботы во дворце сделали её рассеянной.

Сенека напомнил:

– Сыну твоему приходится учиться разным наукам, в том числе обязательным – математике, грамматике, истории Рима и риторике. Изучает также греческий язык, без которого не обходится ни один представитель знатного рода. К ним добавляются занятия военным делом и атлетикой, а ещё – рисованием, поэзией и владение музыкальными инструментами.

– Разве мой мальчик в состоянии изучить так много наук? – удивилась Агриппина.

– Не беспокойся, матушка! Сил у Луция Домиция достаточно, как и желания изучить всё, что надлежит знать ученику в его возрасте. Любые знания, полученные в юности, пригодятся в жизни и послужат украшением души, как некоторые предметы и вещи служат украшением жилища. Подобно тому, как побелка, фрески, картины, мозаики, не прибавляют крепости стен, но доставляют радость их обитателям.

 * * *

Обстановка в учебном классе была более чем скромной: кафедра учителя, табурет ученика и два широких кресла на случай посещения занятий императором с супругой. Агриппина часто присутствовала на уроках, не привлекая внимания, устраивалась в своём кресле, откуда наблюдала за обучением, прислушиваясь к диалогам наставника с учеником.

Однажды, явившись на урок географии, не удержалась и выразила сомнения, что Домицию понадобятся такие знания.

– Я отвечу, матушка, зачем ему понадобится география. Прежде всего, чтобы ощутить грандиозность размеров