Мой удивительный мир фарса - Чарлз Самуэлс

«Коламбиа» «Уорнер бразерс», «Юниверсал» и «РКО».

Я ликовал, получив предложение из Флориды, где Мики Нилан недавно снял фильм под названием «Хлоя» и хотел следующий сделать со мной. Лью Липтон, комедийный сценарист, раньше работавший со мной, был вместе с Ниланом, и это ещё больше придало мне уверенности. Мне собирались платить ту же ставку, что на «Метро-Голдвин-Майер», — 3 тысячи в неделю. Финансирование поддерживалось группой распространителей «Кока-колы» и другими бизнесменами. Они надеялись сделать из Флориды центр кинопроизводства.

Я был в радужном настроении, вылетев в Санкт-Петерсберг, где Нилан и Лью Липтон встретили мой самолёт. Расстояние в 3 тысячи миль от сцены моих тяжелейших поражений действовало ободряюще. Я намеревался бросить пьянство, сделать большую работу и показать всем, что был кем угодно, только не конченым человеком.

Во Флориду я прибыл весной 1933 года, как раз когда жара начала отправлять туристов домой. У нас был вполне разумный сценарий, и мы мгновенно были готовы приступить к съёмке. Но погода лишила нас этой возможности. Я так говорю даже после съёмок в Аризонской пустыне, где жара почти такая же тягостная. Но в Аризоне воздух сухой. В пропитанной влагой Флориде одного льда на камере не было достаточно, чтобы эмульсия не стекала с плёнки. Нам приходилось ставить по сторонам от камеры постоянно включённые вентиляторы с холодным воздухом. Там стояла такая жара, что Молли О’Дэй, главная актриса, не могла удержать грим на лице.

И всё же мы могли бы справиться, если бы не насекомые. Они просто доконали нас. Стрекозы, москиты, у которых, казалось, были зубы, с жужжанием роились между актёрами и камерой. Нилан не мог получить чистый кадр даже с вентиляторами, работавшими на полную мощность.

Ничто не обескураживало наших оптимистичных спонсоров, но я сказал им правду, когда убедился, что они просто выбрасывают свои деньги на ветер, пытаять создать здесь полноценную киноиндустрию. Среди прочего я указал, что им придётся годами нести дополнительные расходы на перевозку всего необходимого, от костюмов до актёров, из Нью-Йорка.

Они выслушали, расплатились и освободили меня от работы. Проект был широко разрекламирован, и всё, что я получил, — пара недельных зарплат и ещё один провал в дополнение к своей репутации.

Два худших года в моей жизни были с 1933 по 1935. Вернувшись из Флориды, я ушёл в беспросветный запой и вскоре получил тяжёлый вариант «делириум тременс». Не знаю, зачем я сказал «тяжёлый вариант», ведь мне никогда не приходилось слышать о лёгком варианте белой горячки.

Муж Луэллы Парсонс, покойный доктор Гарри Мартин, бывший моим давним другом, послал меня на источники Эрроухэд для повторного протрезвления и лечения в серных пещерах. Меня сопровождали его помощники — молодой врач и медсестра.

Когда мы вернулись, доктора Мартина не удовлетворило моё состояние, и он велел медсестре остаться со мной ещё на пару недель для уверенности, что я усвою лечение.

Ей было приказано давать мне разумные дозы виски, чтобы я не психовал, и делать инъекции снотворного.

Я жил в маленьком бунгало в Калвер-Сити. Это было довольно спокойное место: заднее крыльцо выходило на весёлые гольфовые поля «Калифорнийского загородного клуба», но меня оно не успокаивало. Близость к студии, с которой меня выгнали пинком, раздражала и наводила на тягостные мысли.

Я смог прожить там только одну неделю, а затем сказал медсестре, что хочу уехать в Мексику. Она запротестовала, что приказ доктора Мартина требует её присутствия рядом со мной, и тогда я сказал, что мы можем поехать вместе.

Я сбежал в Мексику, но, конечно, это ничего не решило. Помимо всего, что там случилось, был ещё один брак, получивший всемирную огласку, потому что не прошло и года с тех пор, как закончилось временное постановление моей первой жены. Когда время прошло, состоялась другая свадебная церемония в Вентуре, Калифорния. Мой второй брак не продержался долго, и это лучшее, что я о нём помню.

В течение двух скверных лет я делал полнометражные фильмы в Мексике, Англии и Франции. Ни один из них не получился, потому что ни в одной из этих трёх стран у продюсеров не хватило денег на качественное производство. Прошли те дни, когда публика ходила на фильмы с плохими декорациями, операторской работой и в целом убого сделанные. Между профессиональными неудачами я пил как сапожник. Однажды меня забрали в больницу в смирительной рубашке, и два раза я проходил «Исцеление Кили».

Вкратце опишу это «исцеление», хоть и без большого удовольствия. Оно начинается с трёх дней, в течение которых доктора и медсестры только и делают, что вливают в тебя спиртное каждые полчаса.

Я отвечаю за то, чтобы ни один пьяница, прочитавший эту книгу, не был дезориентирован и не бросился бы в ближайшую больницу за бесплатными напитками. Ты получаешь любимое пойло — всё правильно, но не два раза подряд. Напротив, тебя начинают накачивать виски, джином, ромом, бренди, вином — и так по кругу, пока снова не вернутся к виски.

Нечего говорить, Бахус в тебе возмущается и бунтует задолго до окончания трёхдневного питейного марафона. Ты умоляешь: «О, нет! Заберите, пожалуйста!» — но всё, что получаешь в ответ от барменов в белых халатах, — дружескую улыбку. «Пожалуйста, унесите, — повторяешь ты, — у меня болит желудок».

— Ну, ещё одну, — говорят они, потому что намереваются так усилить боль в твоём желудке, чтобы она стала незабываемой. И раз ты слабак, то берёшь «ещё одну», как делал раньше в тысяче баров.

«Исцеление Кили», наверное, творило чудеса с некоторыми алкоголиками. Но мне оно совсем не помогло в первый раз. Выйдя из клиники, я мог придумать слишком много оправданий для выпивки: внук знакомого бакалейщика справлял день рождения, или я должен был отметить старый добрый день святого Свидина, инаугурацию Резерфорда Б. Хейза или какие-нибудь другие важные события.

Пройдя лечение второй раз, я был отвезён домой и сразу же отправился погулять на гольфовое поле. Я обошёл все 18 лунок и, достигнув здания клуба, прошёл в бар и заказал два «манхэттена». Я выпил их один за другим. Они не только были хороши на вкус, после них мне уже не захотелось пить. Это было в 1935 году, и, доказав себе, что я могу пить, а могу и отказаться, я не выпил ни капли виски или другого спиртного в следующие пять лет.