Далайя - Абай Тынибеков

и спокойно присел на бревно. Это был худощавый мужчина средних лет, очень высокого роста, с чёрной копной кудрявых волос и такого же цвета усами и бородкой. Одет он был просто и обычно. Белый льняной хитон с короткими рукавами аккуратно подпоясан и закреплён бляшками на плечах. Поверх него накинута белая же хламида, застёгнутая железной пряжкой на правом плече. На ногах старые, затёртые и оттого бесцветные сандалии.

– Сиди. Не бойся, не трону, – вновь пробасил он.

Форкис присел чуть поодаль, не сводя с него глаз.

– Что-то я тебя раньше не видел. Ты в первый раз здесь? – взглянув ему в лицо, спросил тот.

– Я просто смотрю, – растерявшись, невпопад ответил юноша.

– Я тоже иногда смотрю на него со стороны, а то всё больше как-то наоборот приходится, – не очень понятно произнёс незнакомец и перевёл взгляд на строящийся на стапели корабль.

Видя, что этот великан ничего не имеет против его нахождения на этом месте, Форкис успокоился и, посмотрев туда же, спросил:

– А что это там у него за штука впереди острая?

– О! Это главное оружие на этом корабле, передняя часть форштевня, а называется оно таран. Его позже обошьют железом. Им пробивают корпус вражеского судна, и оно тонет, – с восторгом ответил мужчина. Затем, вновь взглянув на юношу, он с интересом спросил: – Ты хоть знаешь, как называется этот корабль?

– Нет.

– Хочешь узнать?

– Да. Я видел их часто, когда с отцом выходили в море.

– Выходит, ты из рыбацкой семьи. Что ж, значит, море тебе знакомо. Это хорошо. Нет ничего прекраснее моря.

Прищурившись, взглянув вдаль, он недолго помолчал, вздохнул и продолжил:

– Такой корабль называется триера. Вон, видишь, в три ряда ярусы, вёсельные оконца на бортах? Поэтому и триера. Знаешь, что такое палуба? Это как бы горизонтальный помост, пол внутри корабля. Он разделяет его слоями от борта до борта. Так вот, триера – корабль трёхпалубный. Верхняя палуба открытая. Понял?

– Да. А этот скоро будет построен?

– Скоро. Очень скоро. Теперь нужно строить быстро и много, – вмиг посерьёзнев, ответил тот.

– Почему?

– Война, юноша. Опять война.

– А с кем? – не унимался он.

– С Персией. Есть такая страна, там, на востоке от нас.

Незнакомец в раздумьях замолчал. Форкис не мешал ему. Сегодня он снова услышал много нового и удивительного. Теперь ему казалось, что его вчерашнее прошлое было долгим сном и что все свои годы он даже и не жил. Там, где он существовал, всё было однообразным и тихим, каким-то закрытым и отдалённым от того, что творилось в мире. Здесь же всё было гораздо интереснее. Вот только его голод был прежним – знакомым и неуёмным.

Становилось жарко. Наступал полдень. Незнакомец встал, отряхнулся, взглянул на остов судна и направился в сторону города. Форкис тоже поднялся, развернулся и посмотрел ему вслед. Тот, пройдя пару десятков шагов и словно почувствовав его взгляд, остановился, повернулся к нему и громко произнёс:

– Эй, тебя, наверное, заждались дома? Смотри, не огорчай отца.

Форкис тут же сник, с горечью вспомнив об опустевшем доме. Он обессиленно присел обратно на бревно, отвернувшись к морю. Только теперь он по-настоящему ощутил одиночество. На всём белом свете у него не было ни единой родной души, кому он был бы нужен. Ему очень хотелось, чтобы старшие братья нашли его и забрали с собой. Но их, к его сожалению, как не было раньше, так и теперь не было рядом с ним.

«Может быть, они где-то здесь, среди этих людей? Но никого из них я уже не узнаю. Да и они меня тоже», – тоскливо подумал он.

– Ты что, сбежал из дома? – спросил вернувшийся незнакомец, вновь напугав юношу.

– Нет. Я не сбегал. Я просто ушёл, – не вставая, ответил он.

– Это одно и то же. Не так ли? Или я чего-то не понимаю? – продолжал спрашивать тот.

Форкис встал. Ему было неловко сидя разговаривать со стоящим человеком, причём старшим по возрасту. Он молчал, тупо уставившись себе под ноги.

– Тебя, что, выгнали?

Незнакомец по-дружески слегка потормошил кудрявые волосы Форкиса. Его голос не был осуждающим.

Не дождавшись ответа и понимая, что юноша не может сказать всего, он неожиданно предложил:

– Ладно. Не хочешь говорить, не говори. Пойдём со мной, а то я что-то проголодался. Не бойся, я не питаюсь взрослыми мальчиками.

И это шутливое приглашение, и обращение незнакомца с ним были приятны Форкису, и он искренне захотел пойти с ним, улавливая его доброе расположение к себе.

На самой окраине города, в стороне от улицы, ведущей к гавани, в тени раскидистого дерева стоял приземистый каменный дом. Из-за угла, виляя хвостом, выбежала лохматая собака. Пригнувшись и потрепав её по шее, хозяин подошёл к низкой двери, отворил её и вошёл внутрь. Форкис зашёл следом.

Дом состоял из одной просторной комнаты. В ней было прохладно и поначалу немного сумрачно. Мужчина прошёл к очагу, расположенному у левой стены, и чем-то занялся. В дальнем углу находилась лежанка. Посреди комнаты стоял деревянный стол, возле которого стояли два табурета. У дальней стены размещался большой ларь, а другой, чуть поменьше, – в левом углу, за очагом. Больше ничего не было.

Пообвыкнув после яркого солнца, Форкис заметил много разного оружия на стене возле лежанки, подошёл туда и стал рассматривать. Прямой обоюдоострый меч висел на кожаной перевязи. Рядом с ним также свисали кинжал, лук и колчан со стрелами. Здесь же были прислонены к стене длинные и короткие копья, а прямо над изголовьем лежанки повешены два железных щита – большой овальный и маленький круглый. Так близко, причём столько оружия сразу Форкис видел впервые.

Вскоре затрещал огонь в очаге. Дом стал наполняться аппетитным запахом еды, от которого у юноши невольно потекли слюни, и ему приходилось их часто сглатывать. Через некоторое время мужчина пригласил его к столу.

Такого изобилия Форкис не видел никогда. На тарелках клубились горячие куски мяса, лежали подрумяненные лепёшки, было много сыра, зелени и фруктов. Почему-то не было рыбы. Видимо, радушный хозяин, как подумалось юноше, счёл её излишним блюдом, полагая, что она поднадоела ему, рыбацкому мальчишке.

Ели молча, с огромным аппетитом. Форкис не стеснялся сотрапезника, но всё же старался не спешить, боясь поперхнуться. Еду он запивал холодной родниковой водой, осторожно наливая её из глиняного кувшина-ойнохои с одной ручкой и горлышком с тремя стоками в такой же глиняный кубок-канфар на высокой ножке с двумя ручками. Хозяин же, сытно икнув, потянулся за бронзовой ойнохоей с виноградным вином и, ловко наполнив из неё стоящий перед ним бронзовый