Расколотая корона - Виктория Холт

недоставало правильных черт и смазливой внешности старшего брата Генриха, но сила его характера отражалась в лице, и хотя Алиенора любила всех своих детей и была полна решимости привязать их к себе, Ричарду достались все сливки ее преданности.

Ричард был высок, длинноног и славился своими длинными руками. Его волосы были ни рыжими, ни светлыми, а какого-то промежуточного оттенка, а глаза — голубыми. С ранних лет он выказывал великую отвагу и такую силу воли, что, раз решив довести дело до конца, уже не отступал. Он преуспевал в верховой езде, стрельбе из лука и всех прочих забавах, но что особенно восхищало королеву, так это его не меньшее мастерство в стихосложении; он мог петь и играть на лютне не хуже лучших из ее трубадуров. Теперь, когда она пылала такой лютой ненавистью к мужу, она сосредоточила всю свою любовь на детях, и в особенности на Ричарде.

Он отвечал ей взаимностью. Ей он поверял свои честолюбивые замыслы. Он обожал слушать ее рассказы о приключениях в Святой Земле, а она любила их рассказывать, приукрашивая, перекладывая на стихи и воспевая в песнях. Они обрастали романтическими подробностями и превращались в чарующие предания, а она сама и ее любовники времен того бурного приключения становились героями истории, столь же увлекательной и романтичной, как легенда об Артуре, Гвиневре и Ланселоте.

— О, какой прекрасный город, — говаривала она. — Мой город, что станет твоим, Ричард. Этот город на холме. Знаешь ли ты, что Марк Аврелий построил здесь амфитеатр на двадцать две тысячи зрителей? Здесь были разбиты сарацины, когда они проносились через Францию. Стоя здесь, на этих стенах, ты можешь все это почувствовать, не так ли?

И Ричард понимал ее так, как, по ее давнему разумению, должен был понимать его отец. Ведь в первые годы их брака Генрих любил литературу и полет воображения. Но он огрубел; его жажда власти и похоть сделали свое дело.

— Въезжая в город, — говорила Алиенора сыновьям, — он не видит ни великолепного фасада собора, ни слышит мелодичного звона колоколов. Он оглядывает женщин и решает, которую из них затащит в постель, чтобы позабавиться, не заботясь, по доброй ли она воле.

— Будем надеяться, он не приедет в Пуатье, — сказал Ричард.

— Мы сделаем все возможное, чтобы не пустить его сюда.

— Но, матушка, даже вы не сможете этого сделать.

— Думаешь? А что, если я настрою здешний народ против него так, что они откажутся его принять?

— Это и станет для него величайшим поводом приехать. Он въедет в город со своими рыцарями и воинами в такой силе, что никто не посмеет ему противостоять.

— Ты прав, сын мой. И все же я не намерена держать моих подданных в неведении о том, что он за человек.

— Давайте не будем думать о нем, — сказал Ричард. — Мы счастливы и без него.

Так оно и было.

— Давай устроим завтра маскарад, — сказала она. — Сможешь написать особые стихи по этому случаю? Что скажешь?

Он решил, что это прекрасная мысль, и немедля приступит к делу.

Так жизнь в Пуатье текла приятно. Устраивалось множество маскарадов и пиров; рядом с ней были ее сыновья Ричард и Джеффри, причем последний и сам был отчасти трубадуром; здесь же была и Маргарита, дочь Людовика и жена Генриха Молодого, все еще находившаяся на ее попечении. Невеста Ричарда Алиса, еще одна дочь Людовика, но сводная сестра Маргариты, ибо Маргарита была дочерью второй жены Людовика, а Алиса — третьей, воспитывалась при английском дворе. Раз уж Алиенора не могла быть счастливой женой, она могла быть по крайней мере довольной матерью. Сыновья любили ее, как и дочери. Даже те, кого она покинула, все еще питали к ней привязанность.

Это были Мария и Алиса, две дочери, которых она родила Людовику, будучи его женой. Она нежно любила их в младенчестве, но была слишком предприимчивой женщиной, чтобы посвятить себя детям. Мария и Алиса теперь были замужем — Мария за графом Шампанским, а Алиса за графом Блуа, — но они унаследовали ее любовь к литературе и, следовательно, лучше всего могли удовлетворить эту страсть при дворе в Пуатье, а потому навещали ее при всякой возможности.

Какая это была радость, когда придворные спешили к ней с вестью об их прибытии, а потом спускаться во двор, чтобы осушить с ними приветственный кубок. Она верила, что они не таят на нее зла за то, что она их оставила. Они, как и другие ее дети, любили слушать рассказы о ее бурной, полной приключений жизни. Мария была, пожалуй, привлекательнее сестры. Она была красива и обладала живым остроумием, которое очаровывало всех, включая мать. Мария и сама писала изысканные стихи, и Алиеноре доставляло огромное удовольствие видеть привязанность между двумя самыми любимыми ее детьми — Марией и Ричардом.

Именно в этот счастливый двор и прибыли гонцы из Англии с вестью о том, что Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, убит в своем соборе.

Глаза Алиеноры заблестели от волнения.

— Убит! — вскричала она. — И рыцарями короля! Сомнений нет, кто истинный убийца.

Ричард и Джеффри в ужасе уставились на нее. «Как они мудры! — подумала она. — Достаточно мудры, чтобы понять всю важность этой вести!»

— Весь христианский мир содрогнется от ужаса и ополчится на виновника этого преступления, — предрекла Алиенора. — Все они заклеймят позором убийцу такого человека.

Она громко рассмеялась. Она не могла сдержаться.

Будет забавно наблюдать за последствиями этого деяния, ибо она знала, что они будут велики. Эхо прокатится по всему миру и не принесет ничего хорошего человеку, которого она ненавидела.

Настало время его врагам восстать против него.

Она посмотрела на сыновей и медленно произнесла:

— Скоро настанет час, когда вы должны будете потребовать то, что вам причитается. Время для действий пришло.

Глава II

ПРИНЦЕССА АЛИСА

Первый испуг прошел. Генрих вышел из своих покоев, где предавался скорби, и рассмеялся собственным страхам. Разве он не способен удержать то, что завоевал? Неужели он испугается епитимьи, которую Папа попытается наложить под угрозой отлучения от церкви?

Его называли убийцей Томаса Бекета, и поскольку люди все больше убеждались в святости Томаса, они взирали на него с ужасом.

Он будет стоять на том, что никогда не приказывал своим рыцарям убивать Томаса, а между тем нужно было заниматься королевскими делами.