Новые миры взамен старых - Ирина Владимировна Скарятина

С вокзала мы сразу отправляемся в "Европахоф", и портье отеля несёт наши чемоданы через дорогу, оставляя их в огромном старомодном и роскошном номере. Потом мы идём по узкой главной улице к Замку. Площадь перед Ратушей забита всевозможными омнибусами: новейшими, обтекаемой формы, выкрашенными в серебристый цвет, и ужасно старыми, похожими на Ноев ковчег, с обычными переносными деревянными лавками и покрывающим их вздувшимся, развевающимся брезентом, а снаружи радостно украшенными замысловатыми венками и цветами. Оказывается, по воскресеньям крестьяне изо всех окрестных деревень приезжают в город на отдых. Отсюда и все эти транспортные средства.

Мы гуляем в Замке и вокруг него, а затем идём к Эльбе, той же самой старой Эльбе, что и в Гамбурге, но здесь очень узкой, мелкой и "молодой". Я слишком устала, чтоб идти пешком, а ехать в автомобиле по этому маленькому городку, где практически не нужно преодолевать большие расстояния и всё самое интересное сосредоточено столь недалеко друг от друга, бессмысленно. Я бы желала прокатиться в одном из этих запряжённых лошадьми старомодных экипажей и тихонько цокать по узким улочкам. Но, увы, нам сообщили, что в городе всего шесть лошадей и, к сожалению, все они этим вечером заняты.

Понедельник

Прославленная Грюнес Гевёльбе84 с её сокровищами из золота и драгоценных камней всегда казалась мне сказкой или воплощённой мечтой, потому что впервые я услышала о ней, когда мне было семь лет, я с высокой температурой лежала в постели и Маззи, желая развлечь меня, красочно описала экспонат "Дели"85 с его маленькими фигурками людей, сделанный из огромного жемчуга, разных драгоценных камней и эмали. На самом деле её рассказ был даже прекраснее, чем сам макет, и когда я увидела его в первый раз, то была немного разочарована. В моём лихорадочном сне сокровища сверкали ярче, крошечные человечки, двигаясь, разговаривали на странных, но красивых языках, и непонятно откуда доносилась нежная музыка. Однако залы, наполненные слоновой костью, янтарём, серебром, золотом, эмалями и самоцветами, всё так же меня завораживают, и я никогда не устаю восхищаться удивительными работами золотых и серебряных дел мастеров Дрездена и Нюрнберга, некоторые из которых датируются четырнадцатым веком. В Ювелирной комнате есть одна вещь, которую я особенно люблю, – это большой бриллиантовый бант, точно такой же, как тот, что некогда принадлежал Маззи. Однако в целом эти сокровища уступают выставленным в Эрмитаже Ленинграда, после осмотра которых становишься чуть более равнодушным к любым другим.

Мы проводим несколько часов в картинной галерее и долго сидим перед "Сикстинской Мадонной" Рафаэля – ещё одним прекрасным и дорогим моему сердцу воспоминанием детства. Ведь рядом с моей кроватью в Троицком висела большая гравюра с её изображением, привезённая Маззи из Дрездена, и именно её я всегда видела, проснувшись утром и собираясь отойти ночью ко сну. Застенчивая, скромная и довольно печальная красота Мадонны, серьёзный Младенец Христос и ангелы на заднем плане, которые на первый взгляд кажутся облаками, – всё это мне так знакомо, так до боли знакомо, что неизбежно уносит вдаль по волнам моей памяти.

Рядом с моей гравюрой неизменно горел ночник с крошечным огоньком, мерцавшим за молочно-белым полупрозрачным стеклом из неглазурованного фарфора, на котором имелся оттиск в виде двух задумчивых ангелочков, что изображены на картине у ног Мадонны. И, просыпаясь посреди ночи, я осторожно приоткрывала один глаз, чтобы посмотреть, горел ли мой ночник, а потом, убедившись, что тот был в полном порядке, переворачивалась на другой бок и мгновенно опять погружалась в сон.

Старинный Замок королей Саксонии потихоньку приходит в состояние лёгкого обветшания. Начавший строиться в тринадцатом веке, дополненный в пятнадцатом и законченный в семнадцатом, сейчас, в двадцатом, он выглядит так, словно отчаянно устал и готов начать крошиться и разрушаться. Печально и мечтательно возвышается он, напрочь лишённый своей былой славы, – памятник прошлому, что, видимо, не в состоянии идти в ногу с настоящим. Весь город кажется мне таким – старым и усталым, как будто он не может, да и не хочет совладать с бурной новой жизнью, зародившейся во многих других европейских местах, как то: Берлин, Варшава, Прага, Рим, не говоря уж о Ленинграде, Москве, Харькове и Киеве. Лишь изредка чванливый нацист в коричневой рубашке привносит диссонирующую современную ноту, но стоит ему исчезнуть, как всё снова становится гармоничным, словно старомодная звенящая мелодия музыкальной шкатулки.

Покинув Дрезден, мы движемся вдоль Эльбы и проезжаем между дикими на вид, красивыми скалами, поднимающимися с обеих сторон остро и зазубренно. В этих скалах появляются странные очертания и лица, и одно из них напоминает мне величественного "Старика Горы" на перевале Франкония-Нотч86. Здесь как бы саксонская Швейцария, и наш поезд медленно движется вдоль изгибов реки. Мы минуем многочисленные деревеньки и маленькие городки с чистыми, сверкающими и свежевыкрашенными отелями и пансионатами, которые выглядят как игрушечные.

Незадолго до Ауссига мы пересекаем границу и въезжаем в Чехословакию. Горы отступают на задний план, вскоре на горизонте остаются только невысокие холмы, местность вновь становится плоской, и нас окружают бескрайние поля, где сбор урожая в самом разгаре. Менее чем через час мы будем в Праге. Вскоре дорога поворачивает, и мы видим город, выглядящий издалека большим и современным. Мы прибываем на вокзал имени Масарика и катим в отель "Алкрон" в компании неизвестного мужчины, который, к нашему удивлению, оплачивает наш счёт за такси, вежливо кланяется и исчезает. Стоимость нашего номера составляет сто крон в сутки, что звучит ужасно, но на самом деле равняется всего трём долларам. На ужин мы едим гуляш с густой сметаной по пятьдесят две кроны за порцию. Метрдотель семнадцать лет прожил в России и во время войны работал в госпитале леди Мюриэл Пейджет. Он знаком со многими из тех работников Красного Креста, которых знала и я. Мир тесен, где бы ты ни оказался!

На следующее утро

Поменяв семьдесят марок на шестьсот двадцать пять крон, мы отправляемся бродить. Одним из лучших районов города является Старе-Место, чем-то похожее на то, что в Варшаве, и привлекающее всех своими старинными домами, и церквями, и башней с астрономическими часами, как в Любеке, но здесь регулярно в три часа дня свою ежедневную небольшую прогулку совершают фигуры двенадцати апостолов … Всё это так захватывающе! Старый город, Фруктовый рынок, дом Моцарта, Карлов университет,