Дар рыбака - Джулия Р. Келли

Подойдя к дому, он тянется рукой к двери, но так и не стучится. Правильно ли он поступает? Джозеф оглядывает лодку. Старается себе напомнить, что это все не ради Дороти, а только для Моисея. Можно даже спускать ее на воду в ложбинках среди скал или на мелководье. Некоторое время он колеблется, потом бранит себя за малодушие и оставляет лодку на пороге, подперев ее возле корыта камнем, чтобы ее не унесло поднявшимся ветром.

Агнес

Удивительно, как жизнь порой переворачивается в одно мгновение из-за малейшего пустяка. Для Агнес этот момент наступает тогда, когда она все-таки заговаривает с Моисеем у мясной лавки, предлагает чужому ребенку прийти к ней поиграть. Когда она уходит прочь, холодный ветер хлещет ей по щекам. Всю дорогу до дома она обливается слезами и никак не может их остановить, даже добравшись на кухню и привалившись к закрытой двери. Ей больше не хочется так жить – слишком тяжело возвращаться в обездоленный кров, понимать из месяца в месяц, что ребенка ей не видать, тяжело смотреть на такого прелестного мальчика и его недостойную мать. Тяжело дожидаться мужчину, который ее даже не любит и которого не любит она, и жить, не зная нежности, тепла и ласки.

Она садится за кухонный стол и размышляет о собственной жизни. Это почва бесплодна, не семя. Скотт же сам всегда об этом твердит? Она не знает, как это принять, и даже не представляет, как ей жить без пустых упований и грез, что позволяли ей сбежать от жизненных невзгод, но делать нечего, придется что-то придумать.

Немного погодя она садится ровнее. От закравшихся ей в голову мыслей колотится сердце, но ведь женщины и раньше уходили от мужей? Детей у них нет, и ничего ее не держит – да и кто ее упрекнет? Все знают, что Скотт ее бьет, сколько бы она себя не убеждала в обратном, точно так же, как знали про Джини. Она может вернуться домой, помочь матери с младшенькими. Входная дверь дребезжит на ветру, и Агнес кутается в шаль. Если повезет, Скотт уже сидит в кабаке и домой вернется нескоро. А ей еще многое надо обдумать.

Она подкидывает дров и вешает чайник на крюк. Жуткий шквальный ветер задувает в камин, и чайник тяжело раскачивается, а в комнату сыпятся искры. Завывания ветра перерастают в рев, и назревает настоящая буря.

Джини

Именно Джини застает их за ссорой, сидя в кресле-качалке возле окна в ожидании дочери, которая пошла ей за супом. Еще даже не вечер, хотя по виду и не скажешь, настолько небо затянули набрякшие тучи, а чайки с пронзительным клекотом слетаются с моря на сушу. Лестницы, ведущей к Отмели, ей отсюда не видно, но у кромки воды она различает мужскую фигуру и узнает в ней Джозефа, который закрепляет сваями лодку. Остальные все давно уже на привязи, для верности подальше от воды.

Краем глаза Джини замечает нежданно мелькнувшую тень и сразу узнает в ней Дороти. Судя по ее жестикуляции, она рассержена, и Джини удивляется, ведь она впервые видит Дороти такой распаленной. Мальчик сидит на камне поодаль. Джини смотрит на них со спины, и лицом к ней стоит только Джозеф. Ее Агнес давным-давно положила на него глаз, такой уж он из себя статный юноша и умелый, закаленный рыбак. Но все в деревне знали, что его глаза прикованы к Дороти.

Хотя теперь все это неважно.

Джозеф мотает головой, и Джини щурится в наступающих сумерках, ловя последние янтарные лучи уходящего солнца. Под ветром трава на утесе стелется по земле, и Дороти обхватывает плечи руками. Джозеф что-то говорит, и старушка Джини жалеет, что не слышит отсюда ни слова. Может, Дороти рассержена из-за того, что мальчик вечно бегает на Отмель. О да, она частенько видела, как он липнет к Джозефу. А может, это Джозеф рассержен – знать бы наверняка. И вдруг, нежданно-негаданно, Дороти отвешивает Джозефу хлесткую пощечину. Лицо старушки Джини загорается восторженным недоумением.

Она явственно чувствует повисшее между ними ошеломленное молчание, даже сидя у окна на вершине утеса. Джозеф хватает Дороти за плечо и жестикулирует свободной рукой, а Моисей бежит к Дороти, но она отчаянно пытается спрятать его за спиной. Стряхнув руку Джозефа, она бросается прочь и скрывается из виду у лестницы.

И Джини тут же отступает от окна; не то еще подумают, будто она сует нос в чужие дела. «Скорей бы Агнес пришла, – думает она про себя – уже давно пора ужинать. Совсем разленилась девчонка». Джини не терпится сейчас же рассказать обо всем дочери. Что она и делает. Агнес же, в свою очередь, рассказывает кому-то еще, и весть расходится по рукам, поэтому когда сельчане начинают строить догадки о том, что же случилось вечером накануне пропажи ребенка, они невольно замечают – искоса поглядывают и украдкой шепчутся, – какую роль сыграл в этом сам Джозеф.

Джозеф

Джозеф знает, что надвигается буря. Он видел опоясавший луну желтый ореол и ледяные проблески в зимнем небе. Он вытаскивает лодку выше линии прилива и закрепляет ее, привязывая к вогнанным в песок сваям канатами, по которым то и дело хлещет ветер. Волны уже бушуют. Чайки слетаются с моря на сушу. Он слышал, как они кричали, пролетая над соломенной крышей. Джозеф непроизвольно оборачивается и видит перед собой Дороти, а чуть поодаль на камне сидит Моисей. Разве она не замечает приближения бури? Ему бы сидеть сейчас дома, в тепле, равно как и ей. Он завязывает стопорный узел и поворачивается к ней лицом к лицу.

Дороти приходится повысить голос, чтобы он ее расслышал.

– Будь добр, оставь Моисея в покое.

Поначалу Джозеф думает, что, наверное, ослышался. И хочет было что-то ответить, но умолкает, заметив ее истерзанный вид.

– Я же просила, Джозеф, – продолжает она.

И Джозеф шагает к ней.

– Ты про лодочку?

Ветер подхватывает и швыряет ей в лицо локон. Дороти заправляет его за ухо.

– Ты сам прекрасно знаешь. Я серьезно. Ты меня понял?

– Да что такого, пусть будет. Я же изначально мастерил ее для него.

– Нет.

Джозеф ощущает в груди закипающий гнев.

– Не считая того случая, когда мы ходили за крабами, он сам всегда ко мне бегал, а не я за ним, Дороти.

– Миссис Грей.

Небо озаряет багрово-лиловый закат. Запах в воздухе меняется;